— Ты говорил про охоту, — уклончиво отвечает гость.
— Да, про охоту, — соглашается генерал. — Но все это относится и к охоте. Когда один человек хочет убить другого, до этого явно много всего происходит, и не только сам факт, что человек заряжает ружье и прицеливается. Сначала происходит все то, о чем я сейчас говорил: что ты не мог мне простить, что отношения, зародившиеся в глубоких водах детства, сплелись так хитро и плотно, словно гигантские лепестки сказочных роз из сада фей качали обоих мальчиков в колыбельках — такие лепестки бывают у Виктории регии, помнишь, я у себя в теплице много лет разводил это таинственное тропическое растение, цветущее всего раз в году, — настал день, и эта связь разрушилась. Волшебная пора детства закончилась, остались два человека, связанные узами таинственных и сложных отношений, которые в повседневном языке назывались «дружбой». И это тоже надо знать, прежде чем будем говорить об охоте. Ведь человек греховен более всего не обязательно в ту минуту, когда поднимает оружие, чтобы кого-то убить. Грех первичен, он — намерение. И когда я говорю, что эта дружба разрушилась в один день, мне надо знать, действительно ли она разрушилась, и если да, то кто или что ее разрушило. Ведь мы были непохожи и все же держались друг друга, я был не такой, как ты, мы дополняли друг друга, образовывали союз, договор двух людей, а это в жизни — большая редкость. И все, чего не хватало в тебе, в нашем юношеском пакте обретало цельность благодаря тому, что мир был благожелателен ко мне. Мы были друзьями, — генерал резко повышает голос. — Пойми ты это, если не знаешь. Но ты наверняка знал и раньше, и потом, в тропиках, или где там еще. Мы были друзьями, и это слово наполнено таким смыслом, ответственность за который известна лишь мужчинам. И ты теперь должен признать всю ответственность, накладываемую этим словом. Мы были друзьями, не просто товарищами, не приятелями на час, не боевыми соратниками. Мы были друзьями, и нет в жизни ничего, способного заменить дружбу, Даже всепоглощающая страсть не способна дать человеку столько же радости, какую дарит безмолвная и сдержанная дружба тем, кого касается своей властью. Ведь не будь мы друзьями, ты не поднял бы на меня ружье тогда утром в лесу на охоте. Не будь мы друзьями, я не пошел бы на следующий день к тебе в квартиру, куда ты никогда меня не звал и где хранил тайну, нехорошую и непонятную тайну, что отравила нашу дружбу. Не будь ты мне другом, не сбежал бы на другой день из города, подальше от меня с места преступления, как делают убийцы и злодеи, но остался бы здесь, обманул бы, предал, и это причинило бы мне боль, задело бы мое тщеславие и гордость, но все это не так страшно, как то, что ты сотворил, ведь ты был мне другом. Не будь мы друзьями, ты бы не вернулся сорок один год спустя — снова, как убийца и злодей, чтобы тайком навестить место преступления. Ибо тебе надо было вернуться. И теперь я должен поделиться с тобой тем, что узнал так поздно, потому как не верил, отрицал перед самим собой, поделиться страшным открытием, поразившим меня: мы и сейчас с тобой друзья. Похоже, никакая внешняя сила не в состоянии изменить человеческие отношения. Ты что-то убил во мне, разрушил мою жизнь, а я по-прежнему твой друг. И я тоже кое-что в тебе убью сегодня ночью, а потом отпущу в Лондон, в тропики или в ад, и ты всегда останешься мне другом. Это мы тоже должны знать, прежде чем поговорим о той охоте и обо всем, что случилось потом. Ведь дружба — не идеальное состояние. Дружба — строгий людской закон. В древнем мире она была самым сильным законом, на его основе создавались правовые системы великих цивилизаций. Этот закон, закон дружбы, был в людских сердцах превыше эмоций, важнее корысти.