И мы с тобой, мудрые и старые, стоим на пороге смерти и все равно хотим отомстить… но кому? Друг другу или памяти той, кого уже нет больше. Безумные страсти. И все равно они живы в наших сердцах. Почему же мы ждем чего-то другого от мира, полного алчности и беспамятства, ярости и насилия? Молодые люди одних народов штыками прокалывают пальцы молодым людям других народов, незнакомые люди вырезают полосы кожи друг у друга из спин, все, что было правилами и соглашениями, потеряло силу, жива только ярость, и она горит, полыхает до неба… Да, месть. Я вернулся с войны, где мне следовало умереть, а я не умер, потому что жаждал мести. Каким образом? — спросишь ты. Какой мести?.. По твоим глазам вижу, что ты эту жажду мести не понимаешь. Какая месть может быть между двумя стариками, стоящими на пороге смерти?.. Все умерли, чего стоит такая месть?.. Вот о чем спрашивает твой взгляд. И я тебе отвечу: да, все-таки месть. Вот что поддерживало во мне жизнь в мирное и военное время, все сорок с лишним лет, поэтому я не убил себя сам и меня не убили другие, и поэтому я никого не убил, слава судьбе. Нет, месть состоялась, как я и хотел.
И месть моя в том, что ты пришел ко мне, через мир, погрязший в войне, через море, утыканное минами, приехал сюда, на место преступления, чтобы ответить и чтобы мы оба узнали правду. Вот моя месть. Теперь ты будешь отвечать.
Последние слова генерал произносит совсем тихо — гостю приходится наклониться вперед, чтобы услышать.
— Возможно, — откликается Конрад, — возможно, ты и прав. Спрашивай. Вдруг я смогу ответить.
Свечи горят уже не так ярко, в саду среди больших деревьев гуляет предрассветный ветер. Комната почти погрузилась во тьму.
17
— Тебе придется ответить на два вопроса, — заявляет генерал и тоже наклоняется вперед, доверительно шепча эти слова. — На два вопроса, который я давно сформулировал, успел за сорок один год, пока тебя ждал. На два вопроса. И ответить можешь только ты. Вижу, ты думаешь, будто я хочу узнать, не ошибаюсь ли я, действительно ли ты в то утро на охоте хотел меня убить. Не кошмар ли мне привиделся? Ведь в конечном итоге ничего не произошло. Инстинкт может обмануть и самого лучшего охотника. Второй вопрос, как ты думаешь, звучит так: был ли ты любовником Кристины? Наставил ли ты мне рога, как принято говорить, и изменила ли она мне в привычном, будничном и мерзком смысле этого слова? Нет, друг мой, эти два вопроса меня больше не интересуют. На них ответил ты сам, ответили и время, и Кристина, каждый по-своему. Ты — тем, что на следующий день после охоты сбежал из города, от нас, оставил службу, бросил знамя на поле боя, как в старину говорили, когда люди еще верили в истинный смысл слов. Не спрашиваю, потому что наверняка знаю: ты в то утро хотел меня убить. Я это не в качестве обвинения говорю, скорее жалею тебя. Страшная, наверное, была минута, когда в жизни человека вдруг заговорило искушение, когда он поднимает ружье, чтобы убить того, кто ему близок, с кем он внутренне связан и кого по какой-то причине надо убить. Ведь с тобой в ту минуту случилось именно это. Не будешь отрицать?.. Молчишь?.. Я твое лицо без света не вижу… новые свечи нести уже смысла нет, мы с тобой и в полутьме друг друга знаем, особенно теперь, когда пришла эта минута, минута мести. Давай уже покончим с этим. За последние четыре десятка лет я ни разу ни на секунду не усомнился в том, что ты в то утро хотел меня убить, и всегда тебя жалел за эту минуту.