Принцесса Райта пошла со мной в аптеку, у которой нас высадил таксист, и вместо необходимой нам еды накупила там тонну косметики и средств по уходу за собой. Она сгребла все это в охапку и, пока я осматривал прилавок с закусками, держа в одной руке тяжелую сумку и ее «Джеймсон», бросила мне в красную корзину, фактически обездвижив мою вторую руку.
— Это предметы первой необходимости. Не смотри на меня так.
Я закатываю глаза, как и примерно час назад, перед тем, как мы отправились из универмага в это место под густыми, раскидистыми деревьями.
— Ешь.
Я бросаю взгляд на лежащий у нее на коленях протеиновый батончик с лимонным вкусом. В плане питания это не так уж и много, но в ресторан мы пойти не можем, а приготовить еду нам негде. Я уже съел шесть протеиновых батончиков, так что свою долю страданий я вытерпел. От всего этого пережевывания у меня болит челюсть, и в ней еще не все зубы.
Теперь очередь Карии.
Она вздыхает, но берет блестящую желтую упаковку и начинает ее вскрывать, затем поднимает на меня свои прекрасные глаза, и на ее губах появляется легкая улыбка.
Я быстро отворачиваюсь, пока Кария не поняла, о чем я думаю.
Небо все еще серое после утренней грозы, я смотрю на суровые облака цвета бурых синяков и на мгновение удивляюсь тому, во что превратилась моя жизнь. Я сижу на железной скамейке с девушкой, за которой десятилетиями следил, о которой мечтал, которая казалась мне настолько недосягаемой, что было противно даже на что-то надеяться.
И она оставила за собой след боли, ударив Космо, Мод, Штейна. И все это ради меня.
Просто невероятно.
И прискорбно, зная, что будет дальше.
По нашему убежищу проносится порыв ветра, и меня охватывает озноб. Я рад, что сегодня прохладно (я всегда радуюсь, когда на мне много лишней одежды), и еще больше — дуновению ветерка.
Хотя, думаю, что дрожу не только по этой причине.
— Какой твой любимый цвет? — спрашивает меня Кария, жуя батончик.
Снова поднимается ветер, я хватаю стоящую рядом большую многоразовую сумку для покупок, ставлю ее себе на колени и, заглянув в нее, вижу бананы, пластыри, мазь для местного применения и спирт для протирания. Я взял все это, чтобы промыть раны Карии. После магазина она позволила мне наложить ей на ладонь пластырь, но сказала, что мой язык, по-видимому, обладает целебными свойствами, так что больше ничего не нужно.
От меня не ускользнуло то, как при этой шутке на лице у Карии проступила озорная улыбка и то, как она пробудила во мне вожделение, которое теперь так трудно контролировать, сидя рядом с ней.
Я отмахиваюсь от этой мысли и отворачиваюсь от неба, от усыпанного желтыми, красными и оранжевыми листьями леса и от оживающей в умирающий сезон Северной Каролины. Кария отправляет в рот последний кусочек протеинового батончика и, подняв на меня глаза, жует, сминая в кулаке обертку.
Я не отвечаю на ее вопрос, и она выжидающе смотрит на меня.
Затем Кария сглатывает, нетерпеливо вскидывает руку, но придвигается ближе и медленно кладет голову мне на плечо. Я чувствую лимонный аромат батончика и «Джеймсона», но не обращаю на это особого внимания.
Я замираю, чтобы не напугать ее и всё не испортить.
Не знаю, как выполнить все то, чего она, похоже, от меня хочет. Не знаю, как справиться с ревностью, терзающую меня всякий раз, когда ее внимание привлекает кто-то другой. И не только ненавистный мною Космо, но даже разговоры и прикосновения Флита, Эллиота и Мод… Я не хочу поворачивать вспять то, куда мы сейчас движемся, но даже так я не уверен, что научусь делать что-то правильно.
— У меня розовый. Пастельно-розовый, ярко-розовый, сиренево-розовый. А еще бледно-зеленый. Люблю успокаивающие оттенки.
Кария говорит тихо, но быстро, у нее слегка заплетается язык, и я понимаю, что она все еще ощущает на себе последствия всего произошедшего с ней прошлой ночью или утром, или, похоже, и того и другого, поскольку время в магазине Мод пролетело очень быстро, самым радикальным и хаотичным образом.
Когда мы бежали по тому подвалу, я подумал о том, чтобы сдаться полиции. Я хотел дать ей возможность сбежать, особенно когда услышал ее крик.
Но я не мог представить, как к ней прикасается Штейн, представить следующий день без нее (если вообще выживу).
Я не могу ее отпустить.
Теперь я это понимаю.
Для нее это ужасная новость, но ничто не заставит меня передумать.
Кария подавляет зевок и прижимает ко рту ладонь.
Я расстегиваю ремешок на сумке с продуктами, затем протягиваю руку и кладу ее тыльной стороной Карии на бедро.