Здесь сильно пахнет плесенью, и мне кажется, я слышу, как откуда-то капает вода.
«Не брызгай на меня», — думаю я, сморщив нос при одной только мысли об этом. Фу.
Саллен ничего не говорит, и наши шаги — всего лишь тихий шепот в темноте.
Наконец, после того, как он отпирает, а я закрываю еще три двери, мы входим в комнату, залитую зеленым светом.
Я сразу же ее узнаю.
Мой взгляд останавливается на плавающем в формальдегиде кролике с розовыми глазами. Он подсвечен сзади зелеными светодиодными лентами, которые расположены на всех полках, идущих вдоль стен комнаты. Она на удивление просторная для того, чтобы находиться в таких глубоких недрах отеля, квадратной формы, с хирургическим столом и стоящей рядом с ним больничной койкой. Той самой, на которой лежала я. Я с удивлением замечаю, что, хотя гигиеническая бумага белая, сама каталка черная и, похоже, сделана из мягкой кожи.
Но вот на медицинском столе шприц, пустой, поршень вдавлен в цилиндр, металлическая игла поблескивает зеленым.
От того, что он пустой, мне не становится намного лучше. Под столом расположены металлические выдвижные ящики, и я могу только догадываться, что в них лежит.
По помещению разносится гул, который я слышала тут и в прошлый раз. Это, должно быть, какая-то дополнительная система охлаждения, потому что я дрожу, стоя у последней двери, которая закрылась за моей спиной сама по себе.
Я поднимаю взгляд на остальные окружающие меня полки. На них очень много склянок, какие-то поменьше, как обычные банки, какие-то гораздо больше, с широкими горлышками, но все они закрыты разными крышками; одни деревянными, а другие более прочными. В них заспиртованные образцы, во всех все до единой: лягушки, осьминог, ящерица и что-то похожее на эмбрион мыши. Они плавают в формальдегиде или, может, в этаноле и…
Я резко оборачиваюсь, понимая, что позади меня тоже что-то есть. Там сплошь черные полки, они поднимаются от пола до высокого потолка, свет у нас над головами не горит. Единственное освещение — это зеленые ряды выстроившихся на полках банок. Позади меня летучая мышь, крабы всех видов, что-то похожее на бледно-белых креветок, и есть лишь небольшой проем для черной узкой двери, в которую мы вошли.
Мое дыхание становится резким, в воздухе витает запах чего-то горького, заглушаемого холодом. Клянусь, выдыхая, я вижу маленькие облачка пара и сжимаю руки в кулаки. Когда я снова поворачиваюсь, Саллен стоит у медицинского стола, его руки в карманах, капюшон надвинут на голову, глаза устремлены на меня. У него странная поза, он выпятил подбородок, слегка пригнул шею, и я не знаю, то ли он так наклоняется, чтобы дотянуться до меня, если я решу сбежать, то ли просто зачарованно за мной наблюдает.
Я вижу за его спиной проем в темноту, эту вторую брешь посреди всех мертвых, плавающих в своих банках животных. Я задаюсь вопросом, куда он ведет. И хочу ли я это знать.
И не сделала ли я ужасный выбор, добровольно придя сюда.
Я думаю о потенциально мертвом охраннике. О корчащемся на полу Космо. Обо всем том, что, по его словам, мог сделать со мной Саллен.
Но также я помню, как Шелла Крофт отпустила меня, хотя точно знала, что там был Саллен. Что такого она о нем знает? Возможно, она не согласна со многими подпольными делами Райта или просто со Штейном Рулом.
При мысли о нем у меня начинают дрожать ноги, и я жалею, что на мне не надето чего-то еще. Что он сделает, если поймает нас? Теперь я соучастница. Теперь один из людей Райта в лучшем случае ранен. Я тоже понесу наказание.
Я снова перевожу взгляд на Саллена, который по-прежнему молча за мной наблюдает.
Я помню, что сказала мама о дате его исчезновения. Два года. Мне известно, что это произошло в октябре, но после того, как он пропал, я так долго ворочалась по ночам в своей постели, думая, что он обязательно вернется, появится, может, даже прокрадется в мой дом и найдет меня спящей, что дни перемешались и слились, и я не совсем осознала, что сегодня именно годовщина (точнее, уже вчера). Было и еще кое-что, за день до того, как он исчез. Какое-то воспоминание о глазах, в которые я не хочу смотреть.
— Зачем ты вернулся? — тихо спрашиваю я, и с моих губ слетают полупрозрачные облачка пара.
В этой комнате словно внутри морозильной камеры. Интересно, согрело ли меня то, что Саллен подмешал мне в напиток, потому что не помню, чтобы тогда я так сильно мерзла, лежа на этой каталке, будто его пациентка.
— А зачем ты мне писала? — тут же парирует он.