Как будто теперь, когда всеобщий бардак улегся (а вернув меня в ванну, после того, как он каким-то образом понял, что все будут его искать, Саллен, должно быть, знал, что именно это нам и понадобится), мы можем пререкаться друг с другом, не отвлекаясь.
И я больше не лежу на каталке под действием успокоительных.
От этого я должна бы чувствовать себя сильнее, но почему-то нервничаю больше, чем раньше.
— А почему нет? — отвечаю я вопросом на вопрос. — Ты…прочитал все мои письма?
Он упомянул, что я их ему отправляла, называла жалкими, но, возможно, они ему наскучили. Могу только надеяться. У меня вспыхивает шея при одном воспоминании о тех глупых, отчаянных словах, написанных мной в попытке дотянуться до кого-то, кто, похоже, никогда не стремился тянуться ко мне.
Саллен поднимает подбородок, и я замечаю высокий черный воротник его водолазки, но под ним виднеется нарост, скрывающий его обезображенную кожу.
«Что с тобой случилось? Почему ты винишь в этом меня?»
— Да, — отвечает он, и я не вижу на его лице и тени стыда. Но он ничем себя не выдает, наблюдая за мной.
— Ты когда-нибудь… думал обо мне?
— Да.
— Почему не написал в ответ?
— Я… пытался. Но так и не закончил.
Я пропускаю это и его недостающие слова.
— Где ты был до сегодняшнего вечера?
— Далеко.
Я закатываю глаза.
— Расскажи мне хоть что-то.
Саллен смотрит на меня долгим взглядом, и я чувствую, как между нами нарастает напряжение. Затем с неожиданной для меня быстротой… он бросается ко мне.
Мгновенно отреагировав, я уворачваюсь от его хватки. Я кидаюсь вправо, намереваясь обогнуть стол и оказаться в темном проеме за его спиной. Я знаю, что дверь позади меня заперта, и пока я буду соображать, как ее открыть, он с легкостью меня схватит.
Но даже сейчас он двигается вместе со мной, и я натыкаюсь бедром на медицинский стол, тихо вскрикнув от резкого удара. Однако я не останавливаюсь и встаю лицом к нему, спиной к освещенным зеленым светом полкам, на которых стоит банка с кроликом, которого я увидела, когда впервые открыла здесь глаза.
Саллен сжимает в кулаки вытянутые вдоль тела руки и буравит меня темнеющим взглядом. Между нами всего шаг, и я стою за каталкой. Я могла бы метнуться в дальний конец комнаты, молясь, чтобы за пределами ниши было место, куда можно ускользнуть.
Но он не двигается, так что я тоже не двигаюсь.
«На самом деле я не хочу убегать. Я просто хочу поговорить».
— Что ты хочешь знать? — быстро спрашиваю я. — Спрашивай меня о чем угодно. В отличие от тебя, я дам тебе ответы.
Саллен сжимает губы в неосознанной недовольной гримасе.
— Я не могу так с тобой разговаривать.
Это слетает с его красивых губ совершенно искренне, но я не понимаю, что он имеет в виду.
— Как так? — Я пытаюсь выровнять дыхание, чтобы не было похоже, что я задыхаюсь, задавая ему вопрос. — Почему ты не можешь нормально со мной поговорить?
Зря я это сказала.
Саллен снова пугающе быстро бросается на меня, и я тянусь за спину в поисках оружия в виде банки. Я ладонью нащупываю одну из них и обхватываю пальцами холодное стекло. Затем с тихим вскриком швыряю ее в Саллена.
Он ловко отпрыгивает назад, и стекло разлетается вдребезги по цементному полу, а я вздрагиваю от непривычно громкого звука в тихой комнате.
Воздух тут же наполняет резкий, едкий аромат, и я отступаю на несколько шагов назад, глядя вниз, туда, куда смотрит Саллен.
На полу лежит белый кролик, весь в какой-то жидкости и осколках поблескивающего стекла.
Его тельце все еще плотно сжато, маленькие лапки согнуты, шерстка влажная, а розовые глаза, как бусинки, осуждающе смотрят на меня.
Я судорожно вдыхаю и делаю еще один шаг назад.
Саллен вскидывает голову, прищуривает свои темные глаза и делает шаг вперед. Под его высокими черными кроссовками хрустит стекло, но, похоже, Саллена совершенно не волнует то, что осколки могут проткнуть его резиновые подошвы.
— Потому что я ненормальный, — говорит он низким, хриплым и озлобленным голосом.
— Прости, — говорю я, пытаясь сохранить хоть какой-то мир между нами. — Я не хотела…
Я делаю еще один шаг назад.
Саллен тоже, носок его ботинка оказывается совсем близко к крупному тельцу белого кролика.
Черт.
Он может на него наступить. Вполне возможно, ему будет абсолютно все равно. Я помню, как сильно он давил мне на живот.
И знаю, что он каким-то образом винит меня в ужасах своей жизни ну или, по крайней мере, в некоторых из них. Он сам так сказал. Что это я с ним это сотворила. Я ему это сделала.