— Штейн ударил мою мать по голове рукояткой ножа, когда она пыталась помешать ему поджечь мне волосы, чтобы посмотреть, как близко я смогу подпустить огонь к коже головы, не закричав. Тогда он меня связал, и я закрыл глаза, но все это слышал.
Кария становится совершенно неподвижной.
Она не дышит.
Не сопротивляется. Я чувствую, как у линии подбородка бьется ее пульс.
Я наклоняюсь, касаясь носом ее носа.
— Ее крики затихли после нескольких глухих ударов. Когда я набрался храбрости и открыл глаза, она не двигалась. Потом Штейн выстрелил в нее и заявил… — Я убираю ладонь с ее рта, скользя вниз, так, что ее приоткрытых губ теперь касается только мой большой палец. — Ну, знаешь, пойдут слухи.
Кария по-прежнему ничего не говорит.
Не двигается.
Только смотрит на меня, пока я провожу пальцем по ее пухлым губам.
— Продолжай, — тихо шепчу я, все еще крепко сжимая ее лицо. — Спроси меня, что еще тебе хотелось бы знать. Может, ты и мой эксперимент, но известно ли тебе, что я тоже твой эксперимент?
— Она этого не заслужила, — срывающимся голосом произносит Кария. — И ты тоже, Саллен.
— Думаю, я заслужил. Разве ты не видишь себя сейчас?
Я улыбаюсь, демонстрируя оставшиеся у меня зубы.
— Скорее всего, нет, — продолжаю я. — Но ты в моей власти, а этого у меня практически никогда не было. Так что именно этого я и заслуживаю.
— Почему ты исчез? — ровным тоном спрашивает она, как будто меняет тактику и теперь продирается сквозь мои секреты, воспользовавшись предложением. — Два года назад. Почему ты пропал?
Я снова обвожу большим пальцем ее губы и смотрю ей в глаза. Я слегка разжимаю руку на ее челюсти, но не отпускаю.
— Штейн отослал меня прочь.
— Почему? — не унимается Кария, и я чувствую, как при разговоре двигаются ее кости.
Я подумываю о том, чтобы ничего не говорить. Чтобы накачать ее успокоительными. Или освободить. Не знаю, смогу ли я играть в эту игру.
Вместо этого я, как будто что-то меня заставило, отвечаю. Кто еще хоть когда-нибудь спрашивал меня о моей жизни? У кого хоть когда-нибудь хватало смелости об этом узнать?
— У него очень своеобразная… система убеждений. И отчасти это предполагает то, что он должен причинять мне боль, вредить мне, хотя ему это видится по-другому. Штейн считает, что он формирует меня, творит, деконструируя как своего рода…, — я касаюсь своим носом ее носа и говорю ей в губы. — Средство для достижения цели.
Из-за голубых радужек Карии я вижу, как расширяются ее зрачки, но она ничего не говорит, как будто хочет большего. Как будто чего-то ждет.
«Ты глупая, писанная красавица».
Но я никогда раньше не говорил об этом ни с кем другим. И странно, как мне хочется ей исповедоваться. Эту принцессу мне не заполучить.
Не знаю, известно ли ей что-либо из этого, но я совершенно уверен, что никто из остальных детей Райта не испытал того, что я. Насколько я знаю, Штейн странным образом разделял свою работу и личные верования. Возможно, он не хотел делиться с другими секретами бессмертия.
— Когда я подрос и возмужал, он стал более жестоким и пичкал меня всем, что притупило бы мои чувства. Ближе к концу он испугался, что, если я останусь, он убьет меня раньше положенного времени.
Кария моргает, но ничего не говорит.
Я убираю пальцы от ее губ, затем нежно обхватываю обеими руками ее лицо, поглаживая большими пальцами ее скулы.
— Поэтому он отослал меня в дом в горах. «Хаунт Мурен».
Не знаю, почему говорю это вслух. Разглашать наше местоположение запрещено. Все в основном считают, что после того, как Штейн Рул отошел от дел, он покинул страну. Предполагается, что я должен поддерживать эту иллюзию.
Но я не хочу этого делать.
Не с Карией.
Она все равно, возможно, не переживет эту ночь.
Какой смысл в секретах, если в конце концов их зароют вместе с костями или поместят в банки с формалином?
— А теперь? — спрашивает она, ее зрачки расширяются и впиваются мне в глаза. — Теперь, когда Штейн рядом с тобой, он… пытается тебя убить?
У нее дрожит подбородок, я чувствую это своими пальцами.
Мне хочется ее успокоить, сам не знаю почему.
Я наклоняю голову, провожу губами по ее губам, затем резко отстраняюсь, оставив между нами несколько дюймов.
Кария меня жалеет. Она не хочет меня целовать.
Я откашливаюсь, как будто стряхиваю с горла паутину. И все же мой голос звучит неприлично грубо.
— Полагаю, что там, куда он сейчас отправился, ему дадут ответы на вопрос о дате моей смерти. Штейн у предсказателя. Но в последние несколько месяцев он постепенно стал добавлять мне в пищу больше успокоительных. Иногда у меня вылетает по целому дню.