И теперь, когда мы стали старше, и я уже потрахалась с двумя мужчинами, что наделило меня небольшим опытом, смогла бы я заставить его поцеловать меня?
У меня горят щеки, стоит мне лишь представить его темные глаза и коричневые волосы, то, с какой напряженностью он смотрит на меня, натянув на голову капюшон. Горячо. Я бы встала на колени только, чтобы увидеть его без рубашки, потому что его фирменная толстовка скрывает стройное, мускулистое тело. Даже весь этот ворох ненужной одежды не может этого скрыть.
Погрузившись в свои грезы о парне, который, по всей видимости, мне не светит, я слышу слева от себя глухой удар и, вздрогнув, отскакиваю от двери, чувствуя, как в груди бешено колотится сердце.
Чтобы чем-то себя занять и, возможно, для храбрости, я делаю огромный глоток своего напитка, сжимаю в холодных пальцах ледяной бокал и, чувствуя разлившуюся на языке сладость, таращусь на расположенный передо мной номер.
Номер 234.
Как это часто бывает, отель закрыт для посетителей, поскольку Штейн созвал это собрание.
Здесь никого не должно быть.
Полагаю, в номере могут наводить порядок уборщицы, но… может, я ничего и не слышала. Может, это из-за жуткого времени года или подействовавшего на меня рома, а может, из-за желания что-то почувствовать.
Жизнь проходит мимо, а я топчусь на месте, не зная, чего хочу и кем мне быть. Я очень богата и избалована, мне адски скучно и кажется, что я сижу и жду, когда мои родители выдадут меня замуж, потому что я такая жалкая.
Я бросаю взгляд в пространство между дверью и мраморным полом и сначала ничего не вижу. Я уже собираюсь продолжить свою бесцельную прогулку, тоску по Саллену, когда вдруг там.
Прямо там.
Тень.
Шаги.
Я втягиваю воздух и прижимаюсь спиной к двери, что может оказаться ужасной идеей, потому что, если 234-ый номер занят, то, возможно, и этот, позади меня, тоже занят, и сейчас какой-нибудь серийный убийца откроет дверь и перережет мне горло, и я истеку кровью, залив ею весь коридор, а Саллен найдет меня слишком поздно.
Но не успев пошевелиться, чтобы избежать подобной участи, я слышу всхлип.
Как будто… кто-то шмыгает носом.
Плачет…
К двери приближается тень.
Мое сердце бьется невпопад, и мне приходится крепче сжать в руке бокал, чтобы не уронить его и не выдать себя.
Я опускаю взгляд на свои черные ботинки, детские розовые шнурки внезапно кажутся жутко палевными. Никто в Райте больше не носит такую хрень. Даже моя мама.
Кто бы там ни был, он поймет, что я здесь.
Разве что… Мои родители ждали Штейна. Все его ждали. Может, за этими дверями у него какой-то эксперимент? Сеанс пыток?
От Штейна у меня мурашки по коже, но не знаю, почему.
И так, я не двигаюсь.
Не дышу.
Тень опускается все ниже, заслоняя пробивающиеся из-под двери остатки света.
Затем я вижу что-то, от чего у меня холодеет внутри, но я даже не совсем понимаю, на что смотрю.
Кажется, что это…глаз.
Зрачок такой огромный, что радужной оболочки не видно.
Только чернота и белки, которые отчаянно вращаются, как будто ищут что-то. Кого-то.
Кончики пальцев постукивают по основанию двери.
Это, должно быть, человек, но он выглядит каким-то бесплотным, с его одним видимым из-под двери глазом.
Снова раздается всхлип, странный и искаженный, как будто у него зашит рот или…
«Сваливай отсюда на хер, Кария. К черту все это. Беги».
По какой-то причине мне этого не хочется. Особенно когда на меня смотрит этот вращающийся глаз с расширенным зрачком, и, клянусь, я слышу в голове его мольбу.
Спаси меня.
Просто открой дверь.
Я здесь.
Но я жалкая.
Я не задерживаюсь.
Я убегаю.
— Держи.
Космо протягивает мне черный пластиковый стаканчик, наполненный кроваво-красным пуншем из водруженной на темный стол чаши. Вокруг нее на черных, разрисованных скелетами сервировочных подносах — блюда с закусками. Крендельки в шоколадной глазури, коктейль из креветок, соус из черной фасоли и зефирный десерт в форме призрака. Несмотря на мою нервозность, у меня урчит в животе, и я подумываю о том, чтобы взять горсть всего этого и запихнуть в рот, просто чтобы не обсуждать с Космо выход из этого затруднительного положения.