Национально-патриотическая же ориентация оказалась раздвоенной, каковой, собственно, она и была с самого начала. Журнал «Наш современник» во главе с С. Викуловым унаследовал линию «Молодой гвардии» 60‑х, предпочтение национального (устойчивого, непротиворечивого) перед социально-классовым, тем, что разделяет нацию и ведет ее к конфронтации, в том числе и революционной, а «Молодую гвардию» после А. Никонова возглавил Ан. Иванов, при котором журнал совместил национал-патриотизм прежней «Молодой гвардии» и официозность прежнего «Октября», потерявшего свое лицо после смерти Вс. Кочетова. «Наш современник» в период «застоя» — самый критикуемый журнал. Близкие к нему авторы также критиковались больше других. Гораздо комфортнее было положение «Молодой гвардии» и «Москвы», занимавшей в национально-патриотическом лагере среди трех журналов своего рода центристскую позицию. Если «Наш современник» в общем ориентировался на серьезную «деревенскую прозу», поэзию Н. Рубцова, В. Соколова — действительно талантливых поэтов (хотя на высоте в эстетическом плане журнал был далеко не всегда), то «Молодая гвардия» печатала примитивно-иллюстративную литературу и стихотворную ура-патриотическую риторику, а близкие к журналу критики восхваляли сочинения Г. Маркова, Ан. Иванова, П. Проскурина, И. Стаднюка и т. п. Но многие авторы сотрудничали в разных национал-патриотических изданиях и друг с другом не полемизировали. С конца 60‑х национально-патриотическое движение в литературе значительно усилилось, во многом потому, что демократические или «либеральные» (тем более диссидентские) тенденции, противостоящие официальным установкам, в годы «застоя» открыто заявлять о себе не могли.
«Перестройка» в литературе началась отнюдь не сразу с приходом к власти в стране М. Горбачева. В 1985 г. в оценках текущей литературы самым смелым было абстрактное, безымянное обличение засилья «серости». Острые произведения, выход которых совпал с первыми шагами «перестройки» в обществе, — «Плаха» Ч. Айтматова, «Печальный детектив» В. Астафьева и «Пожар» В. Распутина — были, конечно, восприняты как знамение времени, но не усугубили раскола в литературе, никакая группа не поспешила объявить их «своими». Писатели и критики даже практически весь 1986 г. не решались идти дальше констатации неблагополучия в литературе и в Союзе писателей и по-прежнему избегали при критических высказываниях называть имена. На Восьмом съезде писателей СССР (июнь 1986 г.), как отмечала Н. Иванова, «трибунная смелость подчас диктовалась не выстраданной позицией, а модной позой. „Установка на гласность“ витала в воздухе — но исполнение ее было столь же конъюнктурным, что и приснопамятные заливистые рапорты о достижениях»[4]. Знамением подлинного начала «перестройки» в искусстве явилось произведение не литературы, а кино — «Покаяние» Т. Абуладзе. Вновь была открыта тема массовых репрессий периода «культа личности» (сам фильм по содержанию гораздо шире и сложнее, но его общественная роль в знаковом плане была именно такова). «Перестройка» как некое массовое движение в литературе началась с публикации в конце 1986 г. «задержанного» романа А. Бека «Новое назначение», а в критике — со вступительной заметки к нему нового главного редактора журнала «Знамя» Г. Бакланова. Смена руководства произошла еще в нескольких изданиях. «Гласность» стала расширяться.
Как и в период «оттепели», сталинизм ассоциировался, и небезосновательно, с властью бюрократии. Никому не известный экономист Г. Попов мгновенно стал одним из самых популярных в стране людей, напечатав в 4‑м номере «Науки и жизни» за 1987 г. статью «С точки зрения экономиста. О романе Александра Бека „Новое назначение“», где определил сталинскую экономическую модель как Административную Систему и тем самым создал предмет для легальной социологической критики, которая при этом не покушалась бы на социализм вообще. (В период перестройки, нужно заметить, было легко стать известным: слишком много было такого, о чем можно было сказать впервые, во всяком случае впервые после «оттепели».)