«Левые», за исключением авторов «Огонька», гораздо меньше «правых» тяготели к полемике, тем более чисто личного характера. Так, редакция «Октября» и Н. Иванова демонстративно отказались спорить с обвинениями Вяч. Горбачева, высказанными в статье «Перестройка и подстройка»[23]. Ни одно «возвращенное» произведение из числа особенно близких национал-патриотам (И. Шмелева, Б. Зайцева, Н. Клюева, М. Исаковского и др.) не было подвергнуто критике со стороны «левых» при всем их «западничестве», в то время как «правые» сразу пустили в ход словечко «набоковщина»[24], а один из их лидеров П. Проскурин почувствовал в повышенном внимании журналов к ранее запрещенному наследию «запашок некоего литературного некрофильства»[25].
На эволюцию общественного сознания заметно повлияла статья «новомирца»-шестидесятника Ю. Буртина «„Вам, из другого поколенья…“ К публикации поэмы А. Твардовского „По праву памяти“» (Октябрь. 1987. №8), где впервые было сказано о ресталинизации идеологии (хотя и неполной) при Брежневе и Суслове после хрущевской «оттепели» (хотя и противоречивой и непоследовательной). До этого «застойные явления» критиковались так же безымянно, как политика руководства Союза писателей. Если Г. Попов в статье по поводу романа А. Бека говорил об Административной Системе в общем по отношению ко времени Сталина, то Ю. Буртин связал разные периоды советской истории. Это было так же ново, как появление темы наркомании и образа Иисуса Христа (впервые на страницах открытой советской печати после Булгакова) в «Плахе» Ч. Айтматова. Статья о «задержанной» поэме Твардовского была воспринята как этапная, по одному из отзывов, приобретающая «сегодня большее значение, чем сама поэма ⟨…⟩. Потому что именно с этой статьи ⟨…⟩ начинается новый этап (или период, как угодно) нашей литературной критики, рассматривающей не только само произведение, а эпоху, в которой оно создано»[26]. Предмет социологической критики вышел за рамки сталинской системы, приблизился к понятию «реальный социализм» в целом.
Несколько ранее в статье «„Реальная критика“ вчера и сегодня» (Новый мир. 1987. №6) Ю. Буртин призвал вернуться к принципам «реальной критики», которые усматривал не только у Добролюбова, но и в статьях «Нового мира» 60‑х годов, из них бралась и предлагаемая основная, ведущая идея — идея демократизации. Однако это предложение не встретило сочувствия как раз у товарищей Ю. Буртина, «шестидесятников». «Но представьте себе, что эта идея победила, — заявил Л. Аннинский, любитель спорить и нетривиально выражаться, при обсуждении критики 1987 г. — И возникла ситуация, когда все высказываются свободно и вовремя. Кому нужна тогда демократия в качестве откровения? Что тогда будет делать „новый Добролюбов“?»[27] Один из самых видных «новомирцев» И. Виноградов выступил против любых однозначных предпочтений, хотя бы и «нового Добролюбова» (оговорив, что «реальная критика» была вынужденной формой подцензурной публицистики), за полный плюрализм мнений, теорий и мировоззрений, за «новых» Дружинина, Антоновича, Григорьева, Писарева, Страхова, Михайловского, Бердяева, Розанова, за свободу спора при подлинной культуре спорящих (Перед лицом неба и земли // Литературная учеба. 1988. №1).
Тогда, в начале 1988 г., этот призыв практически никем не был услышан, и вся глубина соображений И. Виноградова не была уяснена. Острота полемики побуждала большинство критиков становиться на сторону одной и только одной литературной (журнальной) партии. Да и сам И. Виноградов, приглашенный С. Залыгиным в новую редколлегию «Нового мира», вскоре покинул ее, не согласившись с решением напечатать в журнале подборку стихов Ст. Куняева. Вл. Новиков в статье 1988 г. сочувственно цитировал слова одного из героев хроники В. Белова «Кануны»: «⟨…⟩ я знаю: в мире существуют классовые противоречия. Но можно ли игнорировать другие, не менее мощные противоречия? Противоречия национальные, например… А религиозные противоречия?‥ Противоречия полов. Глупых и умных. Слабых и сильных просто физически. Все это вы заменили одним: классовым антагонизмом». Критик добавлял, что «уж судьбу нашей интеллигенции никак не понять без учета противоречия глупых и умных, честных и нечестных»[28]. Очевидно, что и писатель, и критик оба отошли от марксизма-ленинизма, в 1988 г. еще государственной идеологии, фактически признали методологический плюрализм, но В. Белов (кстати, в это время член ЦК КПСС) остался приверженцем национал-патриотического направления, а Вл. Новиков примкнул к «левым» демократам.
23
См.: Реплика // Октябрь. 1987. №8. С. 208:
24
25