У меня есть все причины не доверять ей.
Ее связь с братом может быть сильнее, чем мне хотелось бы верить.
Но что я теряю?
Абсолютно ничего.
— Я доверяю тебе... Адриана.
Восемнадцатая глава
— Ты уверен, что хочешь это сделать?
— На сто процентов, — уверенно отвечаю я, — А ты уверена, что хочешь это сделать?
— На сто и один процент, — она улыбается в ответ.
Эми подходит и протягивает нам бумаги, которые мы оба подписываем. Я наклоняюсь, чтобы погладить Блейз. В ее глазах мелькает волнение. Адриана держит Эша.
— Вы уверены, что разлука не травмирует их? — снова спрашивает Адриана.
— Пока они получают достаточно внимания и любви, нет, — успокаивает нас Эми.
Это именно то, что нам обоим нужно, и Хейзел очень рада, что Блейз живет с нами. Я заверяю ее, что ищу жилье, но, как всегда, она просит меня замолчать.
Поездка домой проходит спокойно, Блейз и Эш лежат на коленях Адрианы. Не только у собак в глазах светится надежда, но и у Адрианы. Она улыбается от уха до уха, и, несомненно, она прекрасна, со всеми шрамами.
— Энди влюбится в Эша. Я очень сомневаюсь, что мне удастся уложить его спать в разумный час сегодня вечером.
— Он похож как типичного ребенка.
— Да, он хороший ребенок. Просто гипер, полная противоположность своему отцу, — она вздыхает, глядя в окно.
Мы едем прямо на встречу, и, как и было предсказано, группа проводит час, играя с собаками. Ближе к концу Хейзел вежливо просит нас уделить ей внимание.
— Ваше еженедельное задание, — объявляет она, когда Джерри издает протяжный стон, — Я хочу, чтобы вы посетили свое счастливое место.
Пенни первой открывает рот: — А бордель Бетти «Задняя дверь» считается?
— Боже, Пенни, ты такая... — начинает Джерри.
— Бла, бла, бла... говори с рукой, потому что лицо не слушает, — огрызается Пенни.
Фред качает головой, отказываясь признать место счастья, но по мере того, как Хейзел воздействует на него своими волшебными способами, он постепенно приходит в себя и упоминает магазин хобби с моторизованным поездом в витрине, за которым он с удовольствием наблюдает.
У меня, с другой стороны, ничего нет.
Все места, которые мне когда-то нравились, запятнаны неприятными воспоминаниями, и все они связаны с кайфом.
— Тебе тяжело, я вижу, — говорит Адриана, не давая остальным говорить, — Я чувствую то же самое.
— Но у тебя есть Энди, — говорю я ей, бросая взгляд в сторону, чтобы увидеть ее обеспокоенное лицо, — Должно быть какое-то место, которое делает его счастливым и, в свою очередь, делает счастливой тебя.
Она молчит, погрузившись в размышления. Необычно для ее обычно бойкого мыслительного процесса. Я кладу свою руку на ее, чтобы успокоить ее.
— Оно придет к нам, так или иначе. А пока, ты действительно думаешь, что существует место под названием «Бордель Бетти с задней дверью»?
Плечи Адрианы начинают двигаться вверх-вниз, ее губы выгибаются вверх, когда смех вырывается из ее уст. Ее настроение становится лучше, она начинает расцветать, как увядшая роза, купающаяся в солнечном свете.
Она кладет свою руку на мою руку, и я присоединяюсь к этой приватной шутке, смеясь вместе с ней, пытаясь контролировать себя, пока остальные поворачиваются, чтобы посмотреть на нас.
Пенни, не понимая, что происходит, присоединяется к нам, пока уголок глаза Адрианы не слезится, и она умоляет нас остановиться, или она описается.
Хейзел сидит, гордо улыбаясь: — Что я всегда говорю?
— Пенни — всегда лучшее лекарство, — говорим мы с Адрианой в унисон, прежде чем снова впасть в истерику.
***
Я лежу на боку и глажу шерсть Блейз. Она закрывает глаза, спокойная и благодарная за мой жест. В тишине я слышу звук двигателя. Блейз тоже чувствует присутствие, но у нее плохой слух. Стук в дверь, и я встаю, чтобы посмотреть, кто там. Я чувствую ее прежде, чем вижу, и Адриана улыбается мне в ответ.
— Привет.
— Привет, — приветствует она, — Я приготовила домашние лакомства для Блейза.
Я открываю дверь и впускаю ее. Она проходит мимо меня, и меня охватывает странное чувство. Я не знаю, что это такое, но знаю, что лучше его игнорировать.
Адриана опускается на колени на уровень Блейз и гладит ее живот.
— Это, значит, никаких домашних закусок для меня? — поддразниваю я.
— Дело в том, что я ужасный повар. То есть, я пытаюсь готовить. Это нормально, но это не мой конек.
— Я тебе не верю, Адриана. Ты говоришь так обо всем, а я не могу указать ни на одну вещь, которую ты делаешь плохо или же неправильно.
— Ты недостаточно хорошо ищешь, — говорит она, и вот оно, это сомнение в себе.
— Я не ищу.
Ее похлопывания замедляются, и я вижу, как меняется язык ее тела: — Элайджа однажды сказал, что ему все равно, что я не умею готовить, лишь бы я умела готовить жаркое, и это все, что имеет значение. Они с моим братом просто помешаны на жаркое, а я виню свою маму, которая готовит самое ужасное жаркое.
— Видимо, ваша мама хорошая женщина.
— Величайшая. Я бы хотела, чтобы ты познакомился... — она остановилась на середине предложения.
Я не хочу, чтобы она чувствовала себя неловко: — Для меня было бы честью познакомиться с ней как твой другом, — кладу свою руку на ее, чтобы успокоить ее, унять чувство вины, зарождающееся внутри нее. Почти мгновенно я вижу, как расслабляются ее плечи, как она слегка наклоняет голову, чтобы посмотреть на меня. Сегодня в них отражается знак надежды, женщина изо всех сил пытается бороться с жизненными трудностями.
— Итак, это счастливое место, в которое мы должны попасть... как насчет того, что я покажу тебе свое, если ты покажешь мне свое? — предлагаю я.
Она смеется: — Договорились, ты первый...
— У тебя есть несколько часов?
— У меня есть два часа, прежде чем мне нужно будет забрать Энди.
Я встаю и тянусь к ее руке, чтобы поднять ее. Она следует за мной через заднюю дверь, пока мы не оказываемся на крыльце.
— Мы здесь.
— Э-э... Я не понимаю? — спросила она, смутившись.
— Когда я впервые приехал в Лос-Анджелес, я наткнулся на это место, когда однажды заблудился. Я не могу это объяснить, есть что-то, что притягивает меня. Лошади, зелень... это так безмятежно, — пользуюсь моментом, чтобы оценить вид, — Я понятия не имел, что это принадлежало Хейзел, вообще ни капли.
— Потерялся по дороге к...
Я прерываю ее с легким раздражением: — Нет, если ты об этом спрашиваешь.
— Я... Я не совсем... То есть, я не говорю, что это неправильно, просто спрашиваю, если это...
— Адриана, я сказал, что нет.
Она кладет руку на мое предплечье, дружеский жест, но к которому я уже так привык, успокаивая мои взвинченные нервы: — Прости, Джулиан, синдром «глазного рта». Я верю, что ты говоришь правду.