– Правом, данным мне моим... мужем, я запрещаю причинять вред этим мелариям. И приглашаю их отпраздновать с нами.
Уже ничего не поделаешь, от властелина меня не спасти, и церемония проведена, так к чему лишние жертвы? Мне хватает и того одного, что мои близкие обо мне не забыли и пытались помочь. И – взгляд мой упал на порхающего под потолком взволнованного кота – как знать, не без участия ли Яра всё это произошло. Возможно, на границе в тот раз находился кто-то из моих друзей, вот и поняли они, что я в беде.
Этаро застыл тёмным изваянием. По залу прошёл взволнованный ропот голосов. Стражники неуверенно опустили оружие, но затем тут же подняли его вновь. Однако властелин жестом руки приказал им расступиться...
И смех его, чарующий, устрашающе-прекрасный смех, разлетелся над всеми колкими сияющими осколками витражей.
По крайней мере, так виделось мне. И я вновь ощутила себя, словно во сне.
– Будь по твоему, – обратился ко мне Этаро, – как ни как, а я действительно дал тебе это право. Но если хоть одни из них попытается навредить кому либо из присутствующих в Иисиде, я вынужден буду принять меры.
И он вдруг притянул меня к себе за талию, собираясь поцеловать. Наверняка считая, что должен и может это сделать, ведь нас прервали. И мне бы, глупой, согласиться, да я упёрлась ладонями в его грудь, наблюдая, как гнев всё сильнее разгорается в его янтарных глазах.
Опозорить властелина во второй раз... И остаться невредимой?
Сомневаюсь, что так оно и будет. Но видимо сам Этаро считал слабостью и бесчестием прилюдно продолжать добиваться своего от своей, уже законной, жены, а потому он уступил мне, выпуская из своей хватки.
И я вновь поступила не обдуманно – тут же спорхнула со ступеней возвышения, где мы стояли у алтаря, и бросилась в объятия брата.
– Кельн, – выдохнула ему на ухо, крепко-крепко обнимая его за шею.
Он едва не закружил меня, заставляя оторвать ноги от земли, сдавил едва ли не до боли в рёбрах, слишком щедро делясь родным теплом. Высокий, широкоплечий... Я зажмурилась, невольно мечтая, что ноги мои и не коснуться больше пола замка, да и земли Иисиды!
Но реальность оказалась сильнее.
И спустя какое-то время мы все уже сидели за длинным столом, полыхающим от свечей и едва не трещащего от тяжести угощений.
В этот момент я как никогда понимала выражение: “вино лилось рекой”, ведь когда открыли несколько гигантских бочек, пурпурные и красные винные ручьи побежали по каменному полу. Никого не волновало такое расточительство. Всем было слишком хорошо...
А для меня время тянулось мучительно медленно и я увязала в нём, как бабочка в чёрном дёгте. Поэтому старалась отвлекаться на друзей, которые находились неподалёку и на что-то внешнее.
Странно, но в помещении, где проходил пир, окна были только под высоким потолком. А на стенах вместо них висели большие старинные зеркала, от чего казалось, будто гостей в сотни раз больше, чем было на самом деле.
– Как это произошло, зачем ты ему? – шёпотом спросил Кельн, улучив момент, когда Этаро, захмелевший и весёлый, отвлёкся на разговоры со своими людьми, а я отсела от него подальше.
Точнее, поближе к близким, пусть и негоже было в такой вечер отходить от мужа.
Голос названного брата будто вывел меня из тяжёлого сна.
– Он болен, – ответила я тихо, не зная, чем грозит мне раскрытие этой тайны, – а у меня дар. К тому же я могу прикасаться к нему.
Кельн сделался бел от гнева и отвращения.
Знаю, о чём он сразу подумал. Мне самой до сих пор не даёт покоя мысль о брачной ночи и о возможных наследниках, на которых наверняка надеется властелин.
– Это бесчестно.
– Он вряд ли так считает.
– Послушай, – поближе склонился Кельн ко мне, – мы выкрадем тебя, Хель. Ничего не бойся, слышишь? И не переживай... ни о чём.
Мои скулы заалели, а Кельн договорил, и вовсе выбивая почву у меня из под ног:
– Когда ты окажешься дома, я возьму тебя в жёны.
Да... У нас ведь “раз и навсегда”. Если мелария с кем-то провела ночь, вряд ли кто-то другой её примет.
Но, что я должна была почувствовать, услышав это, хм, обнадёживающее обещание?
– О боги, – проронила я, не в силах собраться с мыслями, и подняла на Кельна мерцающий от отблеска свечей, взволнованный взгляд.
Он поспешил сжать мои ладони в своих, тёплых и надёжных руках.
– Мы обязательно вызволим тебя отсюда. Жди от меня весточку. Я найду способ, я всё устрою!
Холод от моего медальона, который я не сняла даже надев свадебное платье, опалил мою грудь, слегка отрезвляя.
– Нет, послушай, – покачала я головой, – не спеши. Не делай ничего без моего согласия. Мы должны как-то держать связь, чтобы не свести на нет усилия друг друга и всё было не напрасно. Я должна, – высвобождая свою руку, прошлась пальчиками по холодному медальону, – должна кое что попытаться сделать. Пусть и не знаю теперь, верно ли поступаю... Я узнала недавно нечто странное, – в спешке зашептала, от волнения вцепляясь в его плечи, собираясь поведать ему тайну Амила и заодно спросить о самом лекаре, – скажи, ты не...
Но воцарившаяся тишина от стихших вдруг голосов прервала меня.
Властелин поднялся из своего кресла, с громким звоном отставляя полупустой кубок, разбрызгивая по белой скатерти алое вино, заканчивая тем самым пир, и взглядом нашёл меня.
Не живая, не мёртвая я подошла к нему, и под руку он увёл меня в темноту петляющих коридоров. И как только попали мы в их прохладу, а за нами захлопнулись двери, шум голосов поднялся вновь.
Несмотря на то, что мы ушли, люди будут продолжать праздновать моё падение. Разве что меларии наверняка покинут пиршество, и без того оно казалось им омерзительным.
Я думала об этом, пока не переступила порог спальни.
Спальни нашей с Этаро, которая была едва ли не просторнее недавнего зала и мрачнее всего замка.
Чёрный шёлк, белый пол, ковры, позолоченная мебель, окно от пола до высокого потолка, под которым покачивалась массивная люстра с железными головами быков, в рогах и глазах которых были вставлены красные свечи. И кровать, высокая и большая, наверняка очень мягкая, в которой могу я утонуть.
И захлебнуться.
И погибнуть...
Этаро оставил меня у двери, сам вышел в соседнее помещение, видимо, чтобы переодеться. А меня тут же окружили появившиеся откуда ни возьмись девочки-служанки. Развязали корсет, расстегнули и стянули с меня платье, нарядили в другое – ночное и полупрозрачное, с золотой вышивкой на рукавах, воротнике и подоле, и так же незаметно и быстро удалились прочь.
А я, заставшая на месте, похолодевшая от страха и волнения, не знала, что делать и где бы спрятаться.
Но к кровати подойти так и не решилась. Представляю, как глупо и неловко было бы встретить Этаро, укутавшись в одеяло, словно спрятавшись в плотном коконе.
Это всё равно бы меня не спасло...
Глава 20
Он долго смотрел на меня, когда вернулся. В безупречно-чёрном шёлковом халате, с волосами, разметавшимися по широким плечам, с непроницаемым лицом, но таким жгучим колдовским взглядом, что по спине у меня пробежали мурашки.
Этаро смотрел. И мне становилось всё более неловко и странно. Словно я должна была что-то сказать или сделать, но никак не могла понять, что именно.
Но, о чём это я?
Конечно, в том то и дело, что на самом деле не должна ему ничего!
И ничего не будет...
Но когда он протянул руку, как бы приглашая меня к себе, сама не знаю, почему и как, шагнула к нему навстречу.
И застыла, теперь уже около кровати, будучи не живой, не мёртвой.
Боги...
Дыхание моё то и дело срывалось, бледные пальцы, которыми теребила края ночного прозрачного платья, холодели и подрагивали. А когда оказались в ладонях властелина, вспыхнули колким жаром. Так бывает, когда подходишь к огню с мороза и пытаешься отогреть окоченевшие ладони...