Гай удивился:
– Ты что, шутить пытаешься, сапиенс вир?
– Кхм! Я… нет…
– А зря, чувство юмора у тебя отменное! – расхохотался мальчик.
– Хм-кхм, что ж, в остальном кровь прекрасна, как и у других образцов. А ещё моя дочь считает, что ты милый.
Химера зашипела и явственно сдавила тело Аврелия многочисленными кольцами, отчего он закряхтел.
– Ты тоже очень мила, Ирука, – сказал Гай. – А она действительно твоя дочь? Твоя кровная дочь?
– Истинно так, образец номер три. Ирука создана с использованием моего генетического материала. Разве же она не прекрасна?
Гай поглядел на сколопендру ещё раз, та взмахнула длинными ресницами и отвела глаза.
– Она-то прекрасна, но ты – настоящий урод, причём, наверное, не только снаружи.
– Ха! Очень ценное мнение, образец номер три, но мы отклонились от темы исследования. Посмотрим, как ты устроен внутри… экхем… кхемх-х… Варфоломей, сундук с воксилентиями мне сюда!
Один из великанов поднялся с корточек и побрёл в соседнюю камеру, пригибаясь. Гай глухо засмеялся.
– Что на этот раз тебя так порадовало?
– Это не совпадение, а закономерность!
– Что?
– Ты назвал их именами христианских апостолов: Левий Матфей и Варфоломей!
Кожаный клюв медленно повернулся к Гаю.
– Хм, допустим. Но откуда отроку вроде тебя известны имена основателей иудейской секты, запрещённой по всей территории империи? Это не проходят в гимнасиях и на домашнем обучении не рассказывают, их память…
– Предана анафеме. Не беспокойся, сапиенс вир, никто не обучал меня запретному. Я знаю эти имена из прошлой жизни. Ну, ты будешь меня обследовать или можно уже одеваться?
Биопровидец ответил не сразу, замер на несколько секунд в объятьях своей дочери, которая волнообразно перебирала бесчисленными ногами, создавая подобие волнистой бахромы.
– Да… да, долг крови священен.
Великан Варфоломей притащил сундук, а карлики быстро разложили цикад на теле Гая, их острые лапки немного щекотали его кожу. Затем повторилось вчерашнее: авгур стал чертить пальцами по стеклу, а мальчик следил за всем, то и дело ловя на себе взгляды Ируки. Похоже, химера… нет, всё же хомункулус, действительно заинтересовалась им.
– Мне разговаривать можно? – через пять минут спросил Гай.
– Ты это любишь, как я заметил… кха-кха…
– Ещё бы. Дед говорит, если бы я был достаточно умён, чтобы запоминать законы, то стал бы юдексом, но я просто люблю болтать.
– Что ж, хм, пока что воздержись.
Биопровидец отошёл и достал из аквариума нечто похожее на розовато-прозрачного осьминога с забавными отростками, напоминающими ни то крылышки, ни то уши, помог этой дряни охватить верхнюю часть Гаева черепа и прикрепил к ней конец тонкого церебрального шнура. Тот присосался как минога, тогда как другой конец оказался в аквариуме у муреноската, названного контролёром.
– Вот и проверим уровень твоей мозговой активности, пока болтаешь. Расскажи-ка, кхем-кхем, про свою предыдущую, кхем, жизнь.
Гай широко улыбнулся:
– О, да я тебя заинтриговал! Спрашивай, что хочешь, я всё скажу!
– М-м-м, даже не знаю, с чего начать. Когда ты стал думать, что у тебя была другая жизнь?
– Незадолго до рождения. – отчеканил Гай. – У мамы в утробе было очень хорошо, уютно, тепло и темно, я слышал, как билось её сердце и это было лучше любой музыки, полное благорастворение. Именно тогда я и понял, что переродился. Сейчас мама иногда вспоминает, что из всех братьев и сестёр я единственный кто упирался, не желая выходить на свет, возможно, это потому, что тогда моё состояние было идеальным, я не хотел рождаться, хотя не припомню, чтобы действительно пытался что-либо сделать. Что вообще может новорождённый, верно?
– Продолжай.
– Ну, что продолжать? Глаза открылись не сразу, хотя слух был неплохой. Я помню всё, как меня кормили, как подтирали задницу, помню, как слабы и непослушны младенческие руки, помню, что знание о назначении вилки нисколько не помогает сразу же научиться правильно её держать. Помню вкус материнского молока и боль от колик, помню, как поначалу не мог облегчаться, потому что пищеварительная система ещё только-только запускалась. Помню, как сначала плохо понимал взрослых, потому что они говорили на низкой латыни, а я знал только высокую.
– Ох, то есть, ты родился со знанием высокой латыни?
– В прошлой жизни латынь была только одна – старый мёртвый язык учёных, медикусов и жрецов. Она дала начало многим языкам Европы, но главным её наследником стал итальянский язык, наиболее близкий к нашей низкой латыни, а его я не знал. Но ничего, выучился довольно быстро.
– Каков парадокс, – глухо протянул биопровидец, продолжая изучать показания своих химер, – слабое неразвитое тело мешало тебе пользоваться прежними умениями, но слабый неразвитый мозг не мешал владеть высокой латынью. Кхам-м! Странно, не находишь, образец номер три?
– Жить вторую жизнь следом за первой вообще странно, если ты не верил в Будду, – согласился Гай. – Но для меня это второй шанс, и я не намерен тратить его на раскопки истины.
– Об этом я уже слышал. Ты избрал для себя философию гедонизма, образец номер три?
– Скорее, я обычный эпикуреец по натуре.
– И от каких же трудов ты так устал в прошлой жизни? Небось, был рабом у жестоких хозяев?
– А вот и не угадал. Я, как и большинство тех, кто любит повспоминать прошлую жизнь, был великим человеком, цезарем, а не золотарём.
– Почему-то в душе я это подозревал, кха-кха-кха!
Гай поддержал это подобие смеха своим звонким голоском.
– Тебе разрешено говорить, а не смеяться, воксилентии не любят эту частоту колебаний.
Ирука изогнулась и что-то зашептала туда, где у её отца, вероятно, находится ухо.
– У меня уже достаточно информации, но если тебе так интересно, то… Ирука хочет больше узнать о твоей, кхах, прошлой жизни.
– Польщён! Но сто шестьдесят лет просто так не перескажешь.
– Хм, сто шестьдесят лет? Неплохо, неплохо. Ладно, этот этап исследований завершён.
Авгур издал мелодичный птичий свист, – карлики бросились снимать цикад, а сам он аккуратно стянул с двуцветной головы осьминога. В это же время Ирука приблизила своё лицо к лицу Гая, внимательно посмотрела ему в глаза.
– Видимо, она настаивает. Моя дочь создана для приёма, обработки и выдачи информации, ты смог её заинтересовать.
– А… Компьютер! Вот, как мы называли таких как Ирука в прошлой жизни. Только они не были живыми существами и не могли думать сами, только принимали, обрабатывали и выдавали информацию. Скорее, как меканимусы, но без живой составляющей.
– Ничто не может мыслить, не обладая священным сосудом разума, – головным мозгом, – категорично заявил авгур. – Иное есть текноересь проклятого времени…
– Знаю, знаю, ferox intellectus, нам это преподавали. Но ты даже не представляешь, как далеко способна пойти меканика, если ей не мешает биотек. Великие вычислительные макины – не предел.
##1 Изуверский интеллект. (лат.)
– Кхра-кхрумн-н… А что же тогда предел?
Гаю послышалась ревность в голосе авгура, его улыбка стала тонкой и жестокой:
– Мы создали макины, которые доставили колонистов на луну, а потом создали другие макины, которыми построили под лунной поверхностью города. А вы ещё даже небо нормально покорить не смогли, но зато можете переделывать своих детей в гигантских многоножек. Я поаплодировал бы, но… не знаю, не придумал. Просто не хочется.
Внимательный взгляд Ируки перебегает с Гая на Аврелия и обратно, хриплое дыхание доносится из-под маски, всё живое в лаборатории замерло, даже самые бездумные химеры притихли в своих стеклянных камерах, ощущая угрозу. Скрытый напрягся в темноте за глазами.
– Что ж, кхм-м-м, – наконец произнёс биопровидец, – судя по показаниям, ты веришь в свои слова, образец номер три. У детей такая богатая фантазия…