– Может, она просто скрывает от всех свои отношения? Может, у нее есть кто-то, кто женат?
– Да что там скрывать, просто нет никого. Эти певицы – несчастные бабы. У них и слава, и поклонники, а счастья нет. Недаром она на Монро так похожа.
Запустив в рот канапе, журналистка Женя Курицына, спешно вытерев рот салфеткой, громко сказала:
– Нет, девочки, все не то. Я столько несчастных баб повидала на своей работе. Тут что-то другое. Посмотрите, как у нее глаза светятся. Как будто пожар внутри.
– Думаешь, у нее кто-то есть?
– Убеждена! – И она снова потянулась за канапе.
Она не сказала остальным журналисткам, что пообещала главному редактору выяснить все секреты Полины, а он за это поклялся отправить ее в отпуск на дорогой курорт за счет журнала.
На сцене суетились рабочие, звукорежиссер настраивал звук, и гости, смеясь, расползались по залу, занимая столики. Певица, ради которой все сегодня пришли на этот вечер, была в гримерке, приводила себя в порядок, прихорашивалась и набиралась сил.
Женщина с микрофоном, освещенная рампой и яркими огнями, пятнами лежащими у ее ног, всегда вызывает любопытство и зависть. Она стоит на сцене, как будто на ладони, и чувствует чужие взгляды, восхищенные, завороженные, завистливые, обожающие, раздевающие, злые, как будто все, кто смотрят на нее, дотрагиваются до нее пальцами. Она знает, что должна быть совершенной, от корней волос до кончиков ногтей, ведь ее разглядывают, словно под лупой, оценивая улыбку, маникюр, прическу, платье, туфли, выискивая каждый промах, каждую ошибку, которую можно будет потом обсуждать, прикрывая рты ладонями: «Помните, как из-под платья у нее торчала бретелька от бюстгальтера!» или: «Эти туфли она уже надевала на прошлом концерте». И какие бы чувства ни переполняли ее, какой бы ни была она грустной или уставшей, скучающей или невыспавшейся, выходя к зрителям, она должна быть совершенной, счастливой, улыбающейся, вызывающей восхищенный шепот за спиной: «Ах, какая женщина, сколько же в ней энергии, счастья и любви!»
Последний раз взглянув на себя в зеркало, Полина вышла из гримерки и направилась на сцену. Каждый раз она, полная любви, выходила в зал к зрителям, которые скучали, думали о бытовых заботах и рабочих делах, плохо себя чувствовали или страдали из-за неразделенных чувств. А уходила опустошенная, расхристанная, оставляя своих слушателей счастливыми и переполненными чувствами, которые переливались через край. Такова была ее доля. За этим и приходили к ней слушатели, за это и обожали ее.
Полина вышла на сцену, взяла микрофон, и зал зааплодировал ей. Заиграла музыка, и она запела:
Вдруг со сцены, поверх голов слушателей, она увидела бедно одетую девушку, которая робко вышла из лифта, растерянно озираясь. У нее были белокурые волосы, такие лохматые, будто она не причесывалась целую неделю, одета она была в растянутую майку и заляпанную черную юбку, а на плече держала странную хозяйственную сумку. Она была красивая, это было заметно, несмотря на ее бедность и запущенность, но вызывала странное впечатление. Девушка восхищенно оглядывала красивую публику, прикрыв ладонью рот. На секунду Полина встретилась с ней взглядом, и ее как будто ударило током.
Певица замерла, и песня оборвалась. Музыканты, удивившись, продолжали играть, но гости, которые не раз слышали эту песню, начали переглядываться. Кто-то обернулся, пытаясь проследить взгляд певицы.
Охранник схватил девушку за локоть и одернул, не пуская в зал. Второй охранник, вызвав лифт, затолкал ее в открывшуюся кабину. Лифт захлопнулся и пополз вниз, увозя с собой девушку.
Музыка перестала играть. Гости зашептались, оборачиваясь, чтобы понять, что происходит и куда смотрит Полина. А она продолжала стоять, как будто застывшая статуя, и ее глаза поразили всех своим загадочным выражением, которое никто не мог объяснить. Вдруг кто-то из гостей стал напевать песню, так хорошо знакомую всем, и остальные подхватили его пение, а музыканты вновь заиграли.
Засмеявшись, певица протянула микрофон в зал, и все хором запели:
Дальше концерт прошел без заминок, Полина исполнила свои лучшие песни, и зал долго не отпускал ее.