Войска входили торжественно, с развернутыми бело-зелеными знаменами, с такими же нашивками на рукавах, но — без погон: последнее было тоже принципиальным: армия народа никак не должна ассоциироваться с армией Государя…
И гремели оркестры, и кричали «ура!» жители, настрадавшиеся от террора ЧК, и бросали цветы. «Да здравствует демократическая республика!» — размахивал бело-сине-красным флагом оратор слева. «Возвращение к бездарной монархии невозможно!» — «Вернуть Государя! — орали справа, под бело-желто-черным. — Долой социалистов, коммунистов и жидов!»
Дебольцов и Бабин стояли среди ликующих горожан, напротив чернела огромная надпись: «Смерть большевикам!» — за спиной отпускал нервные междометия ладно одетый человек с черной окладистой бородой, при галстуке. Дыша в затылок Дебольцову легким перегаром, сказал насмешливо: «А чего вы, господа, тут стоите? Офицеры, поди? — Наметанный был глаз. — А я — горный мастер. И я вам просто скажу: из этого говна не выйдет ни х..!» — повернулся резко и скрылся в толпе. «Да ведь я, пожалуй, согласен… — протянул Бабин. — Разве они думают о Государе?» — «Правы, ротмистр, — отозвался Дебольцов. — Этим сейчас сглотнуть по стакану и к дамским попкам как можно крепче. Идемте…»
Присяжный поверенный Руднев остался в городе для «связи». Прощаясь, работник областного комитета партии крепко пожал руку и уверенно сказал о скором возвращении. «Если кто придет и на меня сошлется — примите и помогите». — «Но в городе знают, что я защищал ваших людей на процессах. Это не повредит?» — «Обсуждали. Не повредит», — еще более уверенно заявил работник. Он был средних лет и хорошо знал, что такое партийная работа, в подполье — в том числе. И поэтому не сказал Рудневу, что его, Руднева, арест практически предрешен. На специальном заседании, обсуждая будущую подпольную работу, товарищи совершенно верно предположили, что всех все равно не спрятать, значит, наименее ценные в нелегальной ситуации должны оттянуть на себя месть и зверства бывших каторжных сотоварищей — меньшевиков и эсеров. Рудневым решили пожертвовать в интересах дела. Но в те времена об этом еще не говорили потенциальной жертве открыто, призывая ее взойти на костер во имя «общего дела». Для подобного нужны были традиции, их только предстояло создать. Вместе с Рудневым жили две его дочери: старшей, Вере, исполнилось двадцать два года, она была полноправным членом партии и совершенно убежденной коммунисткой — ей-то товарищ из обкома вполне мог все сказать, и она восприняла бы приказ партии спокойно и взвешенно. Красивая девица, высокая, стройная и лишенная всяких женских начал. Подобный тип женщин был в те времена характерен для центральных органов партии.
Что касается младшей — Нади, она была девушкой нежной, доброй, полной противоположностью сестре, не очень верила в грядущее царство свободы и здорово досаждала старшей неудобными вопросами. Полгода назад, перед агитационной поездкой в Нижне-Тагильский заводской округ, за вечерним чаем вспыхнул неуемный спор между сестрами, испугавший Дмитрия Петровича. «Вера, — вдруг начала Надя, — меня рабочие спрашивают: почему учение товарища Ленина верно, а товарища Богданова — нет?» — «И что же ты отвечаешь?» — Глаза у Веры насмешливо сузились. «Я говорю: Богданов по-своему Бога ищет, и в этом нет ничего плохого. А Владимир Ильич утверждает, что есть только молекулы и атомы, и никакого Бога никогда и не было». — «Ленин прав», — вмешался отец. «А я верю, что будет второе пришествие Христа, — горячо сказала Надя. — И мы встретимся с мамой! Бог — сущность мироздания, так Гегель учит. И значит — бытие, лишенное сущности, — есть видимость! Я так и объясняю!» Вера переглянулась с отцом: «Ну? А что я тебе говорила? Она дура, вот и все!» — «Наденька, мы все обязаны подчиняться партийной дисциплине, в противном случае выйдет кто в лес, кто по дрова, и светлого будущего мы не построим». — «Необразованные и дураки вообще никогда и ничего не построят! — с сердцем сказала Надя. — Чем больше я думаю о том, как работает партия, — тем больше убеждаюсь: вождям знания надобны, чтобы управлять. А массам — только азы, не могущие свернуть слабый рабочий ум с назначенной дороги. Вы получите миллионы рабов, но не борцов». Вышел скандал…
…Надя вернулась домой с улицы — ходила на разведку. Отец и Вера сидели за столом, мрачные, молчаливые, видно было, как напряжены оба, как прислушиваются к звукам, доносящимся с улицы. То были звуки приближающейся гибели…