— А это что? — Бабин склонился над глубоким следом — судя по всему, автомобильного колеса.
— Это след грузовика, — не задумываясь ответил Дебольцов. Он знал, тут не могло быть ошибки.
Впереди загудел паровоз. «Железка, — обернулся возница. — Разъезд, будка то есть, она на той стороне рельсов».
— А это что? — спросил Дебольцов. — Болото?
— Это лог, господа хорошие… Этот авто трупы вез? — След чернел по наезженной дороге сильно, он будто звал…
— Этот… — повернул Дебольцов голову. — Тебе интересно?
— Россия порушена. Без царя — она не Россия, а так…
Колеса загромыхали по деревянному настилу из веток и бревен — или шпал? В грязи не очень было видно.
— Давно мостки? — спросил Бабин.
— В прошлом году мотал-от в Коптяки, на озеро, рыбу брать — не было́.
«Не было́… — повторял про себя под цокот подков Дебольцов. — Не было́…» Нелепая мыслишка вдруг закрутилась в голове, страшная и странная, вслух такое не произнести, и все же…
— Ты про урочище слыхал?
— Что ж, господин полковник… Конечное дело — слыхал. У кого в нашем беспутном городишке душа болит — те все слыхали. Тамо шахты старательские, тамо коптяковские хрестьяне иконки, камушки ценные — так говорят — находили — в кострищах. Ишаку не понять, что одежу в этих кострах большевики жгли. Тамо теперь судебное следствие наряжено. Туда ведь едем?
— Туда. — А мыслишка крепла: «Бревнышки, бревнышки эти — они не зря. Они не сдуру на дороге появились…» Но боялся Дебольцов. Отгонял мыслишку. Уж такая она была… Вспомнил забавное слово: метафизическая…
Въехали в прозрачный березовый лес, солнце играло на черно-белых стволах; зеленея, просвечивали старые ели и сосны — смешанный пошел лесок, на глазах густея и теряя прозрачность. Наконец среди деревьев слева увидели реденькую солдатскую цепь.
Когда приблизились, навстречу побежал судейский в форме, на вид не старый еще, с мелким лицом, на котором, впрочем, вполне отразилась значительность момента:
— Что вам угодно?
— Разрешите нам пройти, — попросил Дебольцов.
— Право же, господа, — раздраженно взметнул ручками, — что за неуместное любопытство, право! Есть правила, согласно которым… — наткнулся на горящий взгляд Дебольцова, спросил неуверенно: — Собственно… кто?
— Русские, — почему-то сказал Дебольцов. Что это была за мотивация такая — он бы и не объяснил. Но судейский внял.
— Проходите, — бросил кратко. — Руками ничего не трогать.
У старательской шахты стояли еще два чиновника и две женщины в хороших платьях, с зонтиками. Та, что была помоложе, цедила капризно:
— Ну, мама, — с французским ударением, — ну почему папа, — такое же ударение, — смеет нас гнать? Это же следствие! Да какое еще! Историческое! С ума спрыгнуть!
— Лиза, — парировала мать, — но, согласись: это не наше дело. Отец, — попроще говорила, — и так был столь любезен, что взял нас с собой…
Пока шел этот разговор, Бабин успел заглянуть в ствол и присесть у ближайшего костра. Поковыряв в нем палочкой, он поднял на Дебольцова ошеломленные глаза:
— Полковник, вы только взгляните, это же невероятно! — На ладони держал нечто матово выблескивающее, Дебольцов нагнулся и почувствовал, как земля уходит из-под ног: такая знакомая, многократно виденная — то была серьга из розовой, среднего размера, жемчужины — самые любимые серьги. Она носила их постоянно. Боже мой, Боже мой…
Он увидел — непонятно, непостижимо, как идут они навстречу по монастырской тропинке — все: наследник, императрица, великие княжны, мальчик был в матроске и шел рядом с отцом…
Открыл глаза: серьга была уже в руке у судейского, Бабин стоял с мертвым лицом, в небо уходила старая береза с готическими ломаными ветками — знак небытия…
Надя выбралась из города только ночью; шла осторожно, жалась к стенам домов. Решила идти в сторону Перми, подумала: на какой-нибудь станции сядет на поезд, доберется до губернского городка, а уж оттуда каким не то способом отправится к тетке в Петроград. Но случилось непредвиденное: в темноте, перепутав, Надя направилась не по Пермской линии — левее, а по северной, Горнозаводской, та шла правее и могла привести ее к желаемому результату только длинным окольным путем — через Кувшинскую и Верхне-Чусовскую. Этот путь был опасен из-за неровности фронта и банд — с той и другой стороны.