Он нажал на кнопки кодового замка, телочки проскользнули первыми. Потом он открыл дверь своей квартиры, и они мигом оказались внутри. Антон задумался – вроде бы ему нужна только одна, что же делать со второй? Но размышления оказались короткими и бесполезными.
Он обнаружил себя на тахте, приходящим в чувство после долгого поцелуя. Голова кружилась, нижняя челюсть отправилась в автономное плаванье. А гостьи шелестящим шепотком переговаривались:
– Под шкафффффом понюхххххай….
– Чшшшшш...
– За шшшшшторами?..
Над Антоном нависло бледненькое личико.
– Не трожжжжжь, ишшшшшииии… – донеслось из угла.
Но личико приблизилось, и темные губки наконец приоткрылись.
Антон не назвал бы это настоящими клыками – зубки были заточены под кошачьи клыки-иголочки, тонкие и длинные, сверкающие острыми гранями. Это были подлинные произведения искусства – как и все во внешности телочек. Если бы перед первым и роковым поцелуем Антон не закрыл глаза – то раньше увидел бы кошачьи клыки, испугался и хотя бы заорал. А сейчас у него не было даже сил пошевелиться.
– Сссссама выпьешшшшшь? – спросила клыкастая очаровательница незримую подругу.
И тут в окошко влетел камень.
Звон стекла несколько взбодрил Антона. Его даже хватило на то, чтобы скосить глаза туда, где вываливались из разбитого стекла острые осколки. И он почти не удивился, увидев в дыре голубоватую рожу.
– Кажись, не опоздал, – басом сказала широкая щекастая рожа. – А ну, кыш отсюда! Вот я вас! Ишь! Разлетелись!
Разборка с телочками была вне поля зрения Антона. Он только слышал визг и шлепки, надо полагать – оплеухи. Наконец телочки отступили и сбежали.
– Ф-фух! – сказал спаситель. – Дай-кось я к тебе присяду. Вот славно, что успел. Глядишь, и впрямь бы выпили.
Антон беззвучно произнес «спасибо», но был понят.
– Ты полежи и, главное, не бойся, – спокойно говорил гость. – Я сытый. Нарочно, выходя в дозор, поужинал. Я вот почему приперся-то. Мне флешечка нужна. Девки-мурки ее не нашли – и чудненько. А мне ты ее отдашь. Ты ведь парнишечка неглупенький. Молчи, не напрягайся, я сам все за тебя скажу. Майкл, когда просил тебя флешечку получше спрятать, не сказал, что там на ней записано. А он ведь – гонец, он ее по тайному дельцу нес. Только выследили дурачка. Так что отдай, будь ласков, потому что Майкл за ней уж не вернется. Выпили, сволочи, нашего Майкла… и съели… А флешечки при нем, видать, и не нашли… Но мы не лыком шиты, мы их гонца изловили, и он сказал, что Майкла до твоего дома гнали, а вот от тебя он утречком ушел уже без флешечки… Так-то… Спорить ведь не станешь?...
– Я… ему… ее… отдал… – еле выговорил Антон.
– Непонятно выходит, дружочек. Если ты ему ее отдал – то отчего же они, когда дурачка нашего завалили, при нем ее не нашли?.. – тут гость задумался. – Вот что, покормлю-ка я тебя. А то, вишь, совсем дохлый. Будешь знать вперед, как с мурочками целоваться. Мурочки – они хитрые и нашего брата ловят – квакнуть не успеешь, как ты уж и выпит…
Хозяйничал гость быстро, споро, толково. Разом поспели яичница, бутерброды с колбасой, горячий и крепкий чай. Подперев Антона подушками, гость выпоил ему с полкружки сладчайшего чая, и тогда только Антон обрел способность жевать.
Поскольку спаситель, в свете явно не нуждавшийся, ради Антона включил люстру, то можно было разглядеть его во всех заковыристых подробностях. Желтоватый свет, упав на голубоватую рожу, вовсе не сделал ее зеленой, напротив – она обрела те белизну и сочный румянец, какие свойственны добрым молодцам на картинках в детских книжках с русскими сказками. Голубизна, впрочем, кое-где осталась – на висках, под ушами. Нос был репкой, улыбка – от уха до уха. На правой щеке и подбородке – шрамы, как от когтей. В левом ухе – золотая серьга кольцом, сантиметров пяти в поперечнике. Волосы, расчесанные на прямой пробор, оказались соломенного цвета и вились на концах. Широченную грудь облегала цветастая косоворотка, подпоясанная не кушаком, а тонким тросом, намотанным в дюжину витков, а с концов свисали прочные крюки (тут Антон понял, как спаситель добрался до окна). Еще за трос были заткнуты узорные рукавицы. Руки у него были такие, что ладонь накрыла бы большую блинную сковородку. На среднем пальце левой сиял перстень, лазоревый камень в нем был – с перепелиное яйцо.
– Это – стиль, так велено, – объяснил спаситель, глядя, как Антон на него таращится. – За него большие деньги плачены. Мы и в баню с вениками ходим, и медовуху пьем. Все по уму. А теперь, соколик ты мой сизокрыленький, давай вспоминай, куда флешечка подевалась.