Но нет, я слишком долго ждал, чтобы спешить. Сломить бунтарский дух Мэллори будет нелегко, если она хоть немного похожа на себя прежнюю. Я оглядел ее лачугу. С другой стороны, возможно, мир уже сломал ее. Время покажет. Несмотря ни на что, дни свободы Мэллори Мэдисон были сочтены.
Ее кожа была такой мягкой и теплой, что это делало мою долгую изоляцию и холодную жизнь еще более мучительной. Когда отец сделал из меня настоящего Чернова, внутри образовался лед, и ничто не могло его растопить.
Я провел пальцем по ее рту, слегка касаясь сладких губ. Темное возбуждение охватило меня, когда я протолкнул внутрь большой палец, и ее язык инстинктивно прошелся по кончику, как будто она пососала его. Мне нравилось чувствовать какую-то частичку себя внутри нее.
Когда я уже собирался убрать руку, она что-то пробормотала во сне и уткнулась лицом прямо в мою ладонь. Ее горячее дыхание обожгло меня, а мягкие губы коснулись моей плоти, когда она прошептала одно слово. Оно было слишком тихим и я бы не расслышал, если бы не тишина раннего утра.
— Кирилл.
Я отпрянул назад, как будто она укусила меня, сердце бешено колотилось. Это было напоминание о том, что в моей грудной клетке все еще находилось нечто живое. Мое сердце пульсировало как фантомная конечность в течение многих лет, и я почти забыл о его существовании. Я вернулся в гостиную, голова кружилась от ее запаха, ощущения ее кожи и звука моего имени на ее губах.
Справа от меня показалась ванная комната. Я вошел, скривив губы от черной плесени на плитке и дешевых отслаивающихся обоев. Мэллори вдыхала это ежедневно. Эта мысль разозлила меня еще больше. На раковине лежал использованный тюбик зубной пасты с отрезанным концом и маленькая розовая зубная щетка с истрепанной щетиной. Корзина для белья оказалась более интригующим кладом. На самом верху лежала пара серых хлопковых трусиков. Я потянулся за ними и, прежде, чем успел остановить себя, прижал их к носу.
Я вдохнул тайный, личный запах Молли и чуть не кончил в штаны. Черт, я был как наркоман, наконец-то получивший дозу после долгих лет ломки. Я подумывал сбросить брюки и использовать ее невинные, уродливые трусики, чтобы кончить, но это могло бы испортить мне игру, если бы она их нашла. Было слишком рано. Однако мне пришлось поправить себя, потому что мой стояк так сильно давил на ремень, что грозил проткнуть кожу. Когда я убрал руку, преякулят, обильно вытекающий из головки, покрыл мой палец. Я вернулся к ее зубной щетке и втер свое семя в щетинки. Ее тело нужно подготовить к тому, что я буду владеть им. Мысль о том, что она неосознанно проглотит эту маленькую часть меня, заставила темное и извращенное желание прожечь во мне горячую дорожку.
Я оставил ее трусики в корзине для белья и вернул всё как было, или почти всё. Я вернусь завтра, чтобы получше рассмотреть жизнь, которую Мэллори устроила для себя в мое отсутствие.
Пока же мне оставалось наблюдать из тени и ждать, плетя свою паутину так, чтобы у неё не было никакой возможности сбежать, когда стены сомкнутся над ней в этот раз.
Глава 4
Молли
После хорошего ночного сна я с досадой обнаружила, что весь день еле держусь на ногах. Даже когда я спала достаточно, на следующее утро я чувствовала себя полумертвой. Перед началом вечерней смены я выпила столько кофе, что к моменту прибытия в «Синий кролик» меня буквально трясло. В своем глубоком и немного странном сне прошлой ночью я решила, что танцы в клубе - единственный способ заработать дополнительные деньги, необходимые мне для «Благодатного рассвета». Я проснулась с твердым намерением спросить об этом Рафаэля.
Через несколько часов остатки моего сна мучительно рассеялись.
— Нет. – Рафаэль указал на дверь и щелкнул пальцами, как будто прогонял таракана.
Мы стояли в его кабинете, прошло всего полчаса после начала моей смены, а мое оптимистичное настроение уже было испорчено. Потребовались месяцы, чтобы набраться смелости и попросить Рафа о прослушивании на роль танцовщицы. Сэм и другие делали свою работу так, чтобы все выглядело красиво и со вкусом, а чаевые они загребали, как никто другой. Мне нужны были деньги. И снова границы того, на что я готова пойти, чтобы выжить, сдвинулись.
— Просто нет? – спросила я.
— Просто нет.
Его подтверждение было ударом. Во мне вспыхнул гнев.
— Почему нет?
— Мне не нужно объяснять тебе причину, Лори, потому что я владелец, а ты здесь работаешь. А теперь убирайся и занимайся своей работой, пока я не отдал ее кому-нибудь другому, – прорычал он мне.
— Ты мудак, ты в курсе?
Я повернулась, чтобы уйти, но жесткая рука схватила меня за плечо и потянула назад.
Рафаэль навис надо мной.
— Следи за своим языком, Лори. Ты понятия не имеешь, с кем говоришь. Я не тот, кого ты можешь перешагнуть, и я прикинусь мертвым. Кроме того, если бы ты знала, о чем просишь и какие последствия это может иметь для нас обоих, ты бы поблагодарила меня, а не устраивала сцену.
Вспышка страха заставила меня сдержать очередной грубый ответ. Что, черт возьми, это значит? Я старалась говорить как можно милее, хотя была уверена, что моя улыбка больше походила на оскал.
— Ты можешь хотя бы сказать мне, почему?
На челюсти моего босса дрогнул мускул.
— Я не обязан объясняться с тобой, девочка, но раз уж ты так отчаянно ищешь причину, я тебе ее дам - посмотри в зеркало. Кто захочет смотреть, как ты танцуешь? Лучше бы ты попробовала моделировать андрогинную одежду для богатых идиотов, потому что ты - не та, на кого хотят смотреть здешние мужчины. Им нужны настоящие красотки. Сексуальные, горячие - ты не такая.
От слов Рафаэля мои щеки загорелись, и он оттолкнул меня.
Я попятилась к двери, ошеломленная, смущенная, и взбешенная из-за его слов.
— Козел! – бросила я через плечо, не заботясь о том, что он может меня уволить.
Мне потребовалось около двух секунд, пока я мчалась по коридору, чтобы понять, насколько это было глупо. Мне нужна была эта работа. Сейчас я не могла позволить себе проявлять гордость. Я всегда была вспыльчивой, и с возрастом стало только хуже.
Правда заключалась в том, что мой сильный гнев мог вырваться наружу в любой момент. Глубоко внутри меня горела яма с раскаленными углями, которым требовалась лишь малейшая провокация, чтобы вспыхнуть обжигающей яростью. Я злилась на отца за то, что он разрушил нашу жизнь. Я злилась на себя за то, что позволила ему забрать меня. Я злилась на мать за то, что она привязала меня к человеку, которого я ненавидела. Я злилась на Кирилла за то, что он заставил меня полюбить его, а потом исчез. Я злилась на весь мир, и мне некуда было девать эту злость. Я столько раз проглатывала ее, что проложила огненную дорожку от своего возмущенного сердца к низу живота, где тлели мои многочисленные обиды.