— Кстати о Викторе, он хочет знать последние новости, – продолжил Нико. — Он решил, что за тобой нужно пристальное внимание. Завтра, на складах.
Я проглотил проклятие при мысли о завтрашней встрече с Нико и моим отцом. Сохранять видимость того, что я не хочу убивать людей, которые были моими личными демонами, было необходимостью.
— Увидимся там, – рявкнул я в трубку и сбросил.
Я оглянулся назад по коридору, в комнату, где была Молли. Я мог бы ворваться туда, схватить ее, запереть дверь и трахнуть у стены в отдельной ванной комнате. Может быть, это успокоило бы дикое, безрассудное чувство в моей груди.
Или я мог бы позволить ей побыть с матерью.
Я тяжело вздохнул и повернулся к месту своей первоначальной цели.
Я осторожно постучал в дверь, прежде чем открыть ее. В комнате пахло лавандой, скошенной травой и еще каким-то родным ароматом из моего детства.
Войдя внутрь, я закрыл дверь, после чего пересек комнату и подошел к женщине, сидевшей у окна. Я наклонил голову, чтобы поцеловать ее в макушку.
— Привет, мам.
Глава 35
Молли
— А что было потом? – спросила я, ловя каждое слово Глэдис.
Глэдис макнула в чай еще одно печенье, смакуя свой пересказ последних нескольких недель.
— Ну, потом эти люди в черном ворвались в «Благодатный рассвет». Все были на взводе из-за того случая несколько недель назад, когда офицеру прострелили ногу.
Я отвернула лицо, чтобы она не видела моей реакции.
— Я слышала об этом. Они так и не поймали того парня?
— Какая-то чертовщина. Видеозапись за весь день пропала, как будто кто-то залез на сервер и удалил ее. Это однозначно было организовано. Я слышала, что с милым офицером все в порядке, и он восстанавливается дома. На следующий день, а, может, и через день, твой Кирилл пришел поговорить о Маре.
— Он не мой, – пробормотала я.
Глэдис закатила глаза.
— Как скажешь, милая. Ты видела, как он на тебя смотрит? Этот мужчина – твой, целиком и полностью. В общем, он пришел со своей командой и позаботился обо всем. Я хотела представиться и спросить о тебе. Он решил, что Маре необходим более стабильный уход, и попросил меня работать на него здесь. Могу сказать тебе, Лори, что дополнительный доход был благословением.
Я взяла ее за руку и нежно сжала.
— Я рада. И я счастлива, зная, что ты рядом с мамой.
На мои глаза снова навернулись слезы. За последнюю неделю я плакала как никогда прежде, но на этот раз в моих слезах не было отчаяния или печали.
— Да, безусловно, Маре и Фионе лучше находиться под самой лучшей опекой… – сказала Глэдис. Ее глаза расширились, и она замолчала.
— Дай угадаю. Ты не должна была говорить о Фионе. Фиона Льюис, верно? Скажи мне, или я спрошу у Кирилла, – предупредила я ее.
— Несносная девчонка, – пробормотала Глэдис, а затем кивнула. – Да, это Фиона Льюис. Мать Кирилла.
— Как давно она здесь?
— О, целую вечность. Не меньше шести лет.
— Что с ней?
— Ох, милая, а что с каждым из нас? Жизнь измотала ее, я думаю. Ей повезло, что у нее есть сын, который может позволить себе такой превосходный уход.
— Но что случилось? – я настаивала. — Не заставляй меня спрашивать его.
— Лори! Это некрасиво! Никто не хочет говорить о том, что их мать настолько больна, что пыталась покончить… с этим.
Холод пронзил меня насквозь. Фиона пыталась покончить с собой? Не нужно быть гением, чтобы связать всё воедино. Это произошло, когда Кирилл попал в жестокую братву своего отца, от которой она пыталась оградить его. Еще один слой вины лег на мои плечи.
— Как бы то ни было, это было давно. Теперь у нее рак легких третьей стадии, – грустно сказала Глэдис.
— Не волнуйся. Я ничего не скажу, – заверила я ее, поскольку она, похоже, была готова расплакаться. Я похлопала ее по руке. — Мне было просто любопытно. Я когда-то знала ее. Я ничего не скажу.
Глэдис глубоко вздохнула и расслабилась.
— У меня есть еще один вопрос.
Глэдис прищурилась.
— Продолжай.
— В какой палате она находится?
Я кралась по коридору к комнате матери Кирилла. Я была настырной, и мне было плевать. Ему бы это не понравилось, но это тоже меня мало волновало. Мне это было нужно. Мне нужно было знать, осталась ли в мужчине, которому я отдалась, хоть капля человечности. Мне нужно было возродить надежду на то, что мой Кирилл все еще там.
Дверь была приоткрыта, и я услышала низкий голос Кирилла и еще один, возможно, доктора. Через мгновение вышла женщина в белом халате. Ее глаза были устремлены на карту, и она не заметила, что я, как чудачка, притаилась в коридоре. Она оставила дверь чуть более открытой, чем раньше. Я подкралась ближе, прислушиваясь к малейшим звукам в комнате. Тогда услышала скрип стула – Кирилл сел рядом с матерью.
— Значит, теперь вязание? Мне нравится. Что это?
Его глубокий голос был таким болезненно красивым, свободным от обычного напряжения и злости, которые он направлял на всех остальных в своей жизни.
— Это шарф. А это... не знаю. Детская шапочка, наверное.
Голос Фионы был хриплым и глубоким, как у курильщика, выкуривающего десять пачек в день.
Сколько я ее знала, она была сильной женщиной. Пьянство и курение были единственным спасением от ее жалкой жизни в самом дерьмовом районе Вудхэйвена. Она работала на трех работах, чтобы позволить себе дом, похожий на коробку из-под обуви, и обеспечить сына-спортсмена, которому нужно было есть огромное количество еды, чтобы поддерживать энергию для тренировок. Его стипендия и талант в беге были их билетом из убогой жизни, и все это было отнято в ту ночь.
— Детская шапочка? Ты пытаешься мне что-то сказать? – В голосе Кирилла звучало сухое веселье.
Фиона хрипло рассмеялась.
— Нет, ни в коем случае. Твоя жизнь не для детей. Особенно не для сыновей.
Печаль окутала комнату, такая сильная, что я почувствовала ее из коридора.
— Мам… – начал Кирилл, но его прервал кашель Фионы. Она долго не могла остановиться, и я подумала, не нужен ли ей врач, но потом она затихла.
— Как твой отец?
— Всё еще жив, к сожалению, – коротко ответил Кирилл.
Фиона вздохнула так, словно весь мир лежал у нее на плечах.
— Тараканы всегда уходят последними. Этот человек переживет нас всех. – Эта мысль, казалось, по-настоящему огорчила ее.
— Нет, не переживет. Я не допущу этого, – тихо сказал Кирилл.
— Обещаешь? – спросила Фиона.
— Даю тебе слово.
Мурашки побежали по коже, когда я стояла и слушала, как Кирилл непринужденно обещает своей матери, что убьет отца.