Проснувшись, Хустина не могла понять, что происходит. На мгновение ей показалось, что она плывет в утлом суденышке, которое волны раскачивают из стороны в сторону. В окна ударяли гигантские буруны, создавая в комнате легкую качку. Невероятно! Спальня ходила ходуном как будто была в какой-нибудь лачуге, а не на втором этаже самого добротного в округе дома. Желтоватый, мертвенный свет проникал из домов наружу, разливаясь за окном холодной лазурью.
С подозрением Хустина подошла к окну и выглянула наружу. От соседских домов (одноэтажных) остались лишь торчащие над водой крыши. Глядя на них, легко было рехнуться, приняв кровли за куски не успевшего расплавиться шоколада. Вода кружила стулья, столы, бумаги, ветки, стволы деревьев, подушки, матрасы. В тусклом свете, рассекаемом дождем, угадывался гроб с безмятежно дремлющей Хулией. Он плыл по течению, окутанный голубоватым сиянием и окруженный венками и цветами, в обилии плавающими вокруг. Гроб удалялся по прямой, словно река, не отклоняясь от курса, несла девушку в подводное царство.
Когда наводнение прошло, Ликург с группой добровольцев вызволил Хустину из плена. Растрепанная, с идиотским выражением лица, она отжимала на себе одежду. Один из спасателей, подумав, что она тронулась умом, схватил ее за руку с намерением вколоть снотворное. Она с силой оттолкнула его, подошла к Ликургу и дала ему пощечину. Домой они отправились в обнимку.
Кебрада Манса – Тихое Ущелье – небольшое поселение, живущее размеренной жизнью в семидесяти километрах ниже по реке. Его обитатели – крестьяне, пришедшие с плато Альтиплано, фермеры, существующие за счет возделывания кукурузы, табака, маниоки и, что греха таить, секретных плантаций коки. Половина из них не понимает испанского, остальные бормочут на нем что-то невнятное. В ходу у них язык кечуа, сохранившийся до наших дней наряду с некоторыми доколумбовыми традициями.
Гроб с телом Хулии причалил к пляжу возле поселения. Вода вынесла на песок также погребальные цветы и венки. Туземцы решили, что спящую деву и диковинные растения река преподнесла им в дар.
Крестьяне без тени сомнения приняли Хулию за святую. Она спустилась с гор в Кебраду Манса, чтобы исполнить священную миссию. Она могла остановиться в сотне поселений, но выбрала именно их. Темноволосая, чувственная, в смерти ее красота была явлена во всей полноте. Они чуть не приняли ее за статую. Однако было очевидно, что она из плоти и крови. Сверхъестественное явление. Спустя три дня, в течение которых ей воздавали почести, тело было по-прежнему нетленным. Она выглядела живой, и казалось, вот-вот откроет глаза. Поэтому ее не оставляли одну. Ведь кто-то должен помочь девушке встать, когда она проснется. Ей читали молитвы, для нее пели, за нее пили в хижине, ставшей ее личным храмом. В пятидесяти метрах, на пляже, началось облагораживание грота, куда планировалась перенести спящую деву навечно.
На какие насмешки обрекла Хулия инспектора Хуареса, который днями и ночами без сна курсировал по реке, взрывая динамитом воду, чтобы труп всплыл на поверхность, пешком обследовал заболоченные участки, по колено проваливаясь в грязь, и в конце концов обнаружил девушку смиренно покоящейся в лачуге, куда он зашел в надежде раздобыть еды. Сложнее, чем отыскать ее, было забрать тело у индейцев. За три дня они провозгласили ее своей покровительницей, вписали в свои традиции. Пара залпов в воздух наверняка убедила бы их передать труп представителям власти. Однако Хуарес был переведен из наркоконтроля в уголовный отдел недавно и пока занимал шаткое положение, не позволявшее ему пользоваться оружием в борьбе за покойников. Он избрал дипломатический путь. Инспектор долго беседовал с деревенскими предводителями. Они уступали при одном условии – позволить им донести труп до города и лично вручить его родителям.
Хулия вернулась под охраной десятков паломников. Гроб вез грузовичок, украшенный индейскими накидками, пальмовыми листьями, фруктами, цветами, поделками из серебра и меди. Позади шли музыканты, исполнявшие на флейтах и свирелях заунывные напевы своего народа. Остальные индейцы были частью молчаливой процессии, все в пончо, сандалиях из дубленой кожи, с поникшими головами, ведомые мелодией, которой они доверили честь выражать коллективную скорбь.
Как бы мне хотелось воскресить Хулию, чтобы спросить, где она предпочла бы быть похороненной. Не сомневаюсь, она выбрала бы Кебраду Манса. Грот на пляже в качестве последнего пристанища вполне в ее стиле. Цена за индейский приют была небольшой, требовалось всего лишь время от времени совершать для них мелкие чудеса, вроде хорошего урожая или исцеления мнимых хромоногих инвалидов. В обмен на эти детские забавы бесхитростные крестьяне осыпали бы ее подношениями.