Женщинам нравится, чтобы их полировали безразличием. Нужно давать понять, что мы не спеша собираемся с мыслями, прежде чем вступить в разговор с ними.
– Спасибо тебе. Но сразу предупреждаю, позировать обнаженной я не буду, – заявила Хулия с серьезным видом.
– Я и не думал делать тебя своей моделью, – ответил я.
– Если все же тебе в голову придет крамольная мысль, то ты знаешь мой ответ, – подчеркнула она.
– Побереги красноречие, я никогда тебя о таком не попрошу.
– Никогда? Почему? Я некрасивая? – задала она провокационный вопрос.
– Твой недостаток в притягательности. Мне нужна худая, болезненная и измученная модель. В искусстве я ищу драматизм, плоть, истерзанную болью. Ты не обделена фигурой, весела и здорова. Мне не пригодишься. На обложке календаря в парикмахерской ты смотрелась бы великолепно. К сожалению, я не специализируюсь на таких портретах.
Улыбка слетела с ее губ. Взгляд стал растерянным, как в тот миг, когда она проиграла в соревновании по теннису.
– Предположим, у меня приключится хронический понос и через сто восемьдесят дней я превращусь в сухую и тощую жердь. Тогда ты пригласишь меня позировать?
– В состоянии скелета ты приблизишься к идеалу, который я ищу, – ответил я с воодушевлением.
– Даже если я исхудаю настолько, что превращусь в чахоточного дождевого червя, я все равно не приму твое предложение. Запомни это хорошенько своей чугунной башкой: Хулия не позирует обнаженной, – заявила она.
Я огорчился, сделал вид, что оценил шутку, и сменил тему.
Глава IX
Два дня назад к Талии вернулась мигрень. Она не жалуется. Страдает подозрительно молча, принимая цветные таблетки. Головная боль превращается в боязнь света. Талия прощается с солнцем. Закрывает двери и окна. В полумраке дом пропитывается влагой, и в нем плодятся микробы. В итоге Талия простывает. Из-за простуды притихшая мигрень снова дает о себе знать. Жена обмахивается веером из своих недугов, вырвать который у нее из рук под силу только волшебнику.
Уходя в лицей, я покидал дом без освещения. Вернувшись, вижу, что в нем света больше, чем в цирке, горящем всеми огнями. Талия выздоровела. Она весело меня спрашивает:
– Как дела?
– Превосходно.
– Какие новости?
– Ничего особенного… Меня выставили из лицея.
Талия довольна. Это увольнение – первый успех ее кампании по моей реабилитации. Ее рот слишком мал, чтобы выразить распирающее ее ликование. Радость Талии настолько велика, что я из скромности не решаюсь думать, что это я один ее так обрадовал. Наверное, у нее есть другие причины для восторга. Замечаю на ней зеленое летнее платье. В нем она всегда улыбается. То ли эта одежда ее так поднимает настроение, то ли она автоматически генерирует улыбку, чтобы хозяйка гармонично сочеталась с жизнерадостным цветом наряда.
Она оглушила меня звонким поцелуем в щеку, от которого мои барабанные перепонки еще долго сотрясались. И умчалась, чтобы сделать телефонный звонок, а затем пропала на кухне. Талия вернулась с двумя бокалами мартини, на дне стаканов торжественно покоились трупики черешен. Намек на секс?
– Не расстраивайся из-за случившегося. Нет худа без добра. Они тебе сделали одолжение. Завтра ты получишь должность, достойную тебя.
Она неуклюже плюхнулась мне на колени. Я понял, что жена намерена меня соблазнить. Ей не достает сноровки. Такая неловкость сведет попытку на нет. Она лишь становится угрозой для хрупких предметов. Ее страсть подобна лисице, проникшей в курятник.
Талия пролила мартини мне на рубашку. Ее ягодицы сдавили моего только что проснувшегося птенчика так крепко, что я испугался, как бы они его не задушили. Она поменяла позу, чем спасла мой пенис от гангрены. В момент облегчения, однако, она впилась в мои несчастные губы. В ее дыхании чувствовались карамель и алкоголь.
Удивительная женщина. Мартини вызвал в ней метаморфозы, сделал мастерицей бордельных дел. Но я не верил в ее профессионализм, который она стремилась продемонстрировать с таким рвением, что после первых ее ласк от моей рубашки отлетели пуговицы.
Звонок в дверь спас мою одежду от полного уничтожения. Пришли тесть с тещей.
– Не переживай о случившемся. Нет худа без добра, – утешила меня Ира дель Пасо-и-Тронкосо.
– Кому из вас принадлежат авторские права на советы? – шепнул я Талии. – Или это ты, дорогая, стащила у матери пословицу?
Ира и Патрокл ревностно беспокоились о нашем финансовом благополучии. Забота о нас была крестом, который они радостно несли. Без этой ноши они не смогли бы жить счастливо. Поэтому мы старались поддерживать запас проблем в хорошем состоянии и время от времени подкидывали родителям жены ту или иную неприятность для развлечения. Было бы несправедливо лишать их бессонницы, огорчений и головной боли по нашей вине.