Наскакавшись вдоволь, она склонила голову мне на грудь и сказала:
– Я не понимаю твоего интереса к бизнесу. Он тебя никогда не привлекал, и вдруг ты едешь в Сан-Паулу за образцами текстиля. Если собираешься посвятить себя коммерции, то делаешь ошибку, более того, ты всю жизнь транжирил. Ты игнорируешь свое призвание. Ты творческая натура, ты фотограф, и пока не реализуешь свои способности, будешь чувствовать себя неудачником.
– Один человек мне сказал то же самое.
– Быть не может. Никто не знает тебя лучше, чем я, даже твоя мать.
Тогда я ответил:
– Ну а если серьезно, ты и вправду говоришь то, о чем думаешь? Я, по-твоему, художник?
– Художник ли ты, Хонас?
– Ответь.
– Сначала признайся, дорогой, ты сам себя считаешь художником?
– Нет. Мне далеко до такого звания.
– Тогда какой я, по-твоему, должна дать ответ, если ты сам себе не смеешь в этом признаться?
Я захотел привезти ей подарок из Сан-Паулу.
Сначала на ум пришли бриллианты, потом кольца, золотые браслеты, после – идеи менее дорогих, но более трогательных сувениров. В итоге, поддавшись прагматизму, я дал себе обещание привезти ей зеленое, цвета зависти, платье. Я не сдержал его, потому что не добрался до Сан-Паулу. Меня задержали в Пуэрто-Суаресе [39], не дав перейти границу.
Я пал жертвой невезения. Оно шло на два шага впереди меня, готовое притаиться и подставить мне подножку, что и происходило на всем протяжении моего пути. Ферробус, отъезжавший по расписанию в шесть вечера, отправился после полуночи, опоздание сорвало мои планы пересечь границу без остановки. Достойного пристанища я не нашел. Пришлось ночевать в самой отвратительной деревенской гостинице, которая легко могла бы претендовать на звание самого мерзкого свинарника третьего мира. В моей комнате энергично размножались малярийные комары, пауки, блохи и клопы. Приток свежей крови постояльцев был залогом выживания этого зоопарка.
Ранним утром явились агенты наркоконтроля, чтобы повязать меня. Они встали позже постояльцев гостиницы, которые опередили солнце и шумно умывались во внутреннем дворике, ведя беседы, разбудившие меня и соседских петухов, единственных, у кого в округе глаза на тот момент еще не открылись.
Стражи закона вломились ко мне в комнату, выбив пинком дверь. Одеты они были в гражданское. Не будь эти четверо вооружены, их можно было бы принять за контрабандистов. Двое из них сжимали револьверы, другая парочка – ручные пулеметы. Ими командовал смуглый усатый толстяк, назвавшийся инспектором Хуаресом.
– Вы задержаны. Хотите сохранить зубы в целости? Тогда отдайте кокаин и доллары, – потребовал инспектор.
– Я турист.
– Не врите. Нам все о вас рассказали. Мы знаем, что вы аргентинец и везете ценный груз в Сан-Паулу.
– Я не аргентинец, – отрицал я, показывая паспорт.
Один из них взял мой документ вверх ногами. Не перевернув, он глянул на него и спрятал у себя в кармане. Остальные тем временем вытряхнули из чемодана мою одежду и вспороли брюхо матрасу, устлав соломенными внутренностями всю комнату. Они разорвали костюмы и куртки, чтобы обнаружить потайные отделения.
– Ничего нет, – доложил Фелипе, беззубый худой агент.
– Задержим его. В участке он нам все выложит, – предложил начальник.
– Вы не обнаружили улик, на основании которых меня можно арестовать. Я адвокат. Я знаю законы.
– Заткнитесь. Я вас задерживаю за фальшивые документы. Что за наглость! Аргентинец с боливийским паспортом. Даже за менее значительные преступления дают пожизненное заключение.
Самый низкорослый агент предостерег шефа от ошибки. Аргентинский торговец, о котором сообщили на прошлой неделе, беспрепятственно уехал в Бразилию, поскольку в тот день полицейские не работали, отмечая день рождения Хуареса. В сегодняшней сводке речь шла о кудлатом боливийском адвокате.
– В чем моя ошибка, идиот? Разве не видно, что он и адвокат, и боливиец? – разозлившись, закричал инспектор Хуарес.
Надев на меня старые наручники с неисправными замками, они посадили меня в блестящий «лендровер». Мне приказали не шевелить руками, чтобы браслеты не упали на пол. Во внутреннем дворике светло, солнце обнажает скандальное происшествие. Крикливых, веселых полуголых постояльцев развлекает мое задержание.
В джипе низкорослый агент, севший слева от меня, прошептал:
– Ты влип по полной. Эти отморозки будут пытать тебя, пока не вырвут признание. Но я тебе помогу. Заплати мне двадцать тысяч, и я дам тебе сбежать.
– Двадцать тысяч крузейро? – спрашиваю я, имея в виду бразильские деньги, поскольку наша валюта не стоит ни гроша.
39