– Мне стало известно, что один из нас не снял маску, – продолжал ведущий.
Ропот.
– Вы знаете, чем грозит нарушение этого правила, не так ли?
Гул согласия и угрожающий шепот: «Смертью, смертью, смертью!»
– Но на этот раз мы проявим милосердие и поступим по-другому. Пусть тот, кто найдет самозванца, выиграет титул Короля бала, а самому самозванцу мы позволим уйти!
– Ура!
– Приступаем! – ведущий хлопнул в ладоши.
Началась суета, толкотня. Гости придирчиво оглядывались в поисках жертвы. Валентина захлестнула паника. Собственное лицо вдруг показалось ему голым, а сам он беззащитным, выброшенным на поживу хищникам, ребенком. Захотелось закрыться руками, убежать и спрятаться в самом укромном углу. Вдруг кто-то толкнул его сзади. Валентин по инерции ступил в круг света и увидел, что все присутствующие уставились прямо на него. Повисла пауза.
У Валентина подогнулись колени, но усилием воли он заставил себя удержаться на ногах. В отчаянии рассматривая ряды очеловечившихся чудовищ, в крайнем второму слева ряду он все же заметил совершенно бесстрастное, спокойное, как у манекена, лицо человека, которое никак не могло быть живым. Но оно и не было звериным, и не сказочным, – никаким иным. Валентин вглядывался в ту часть зала все напряженнее, не заметив, как из толпы выступил тот самый высокий худой господин, что вел этот вечер, и подошел к нему вплотную.
Его личина была мордой козла-альбиноса. С чуть изогнутыми рожками, с желтоватыми горизонтальными зрачками и остроконечной бородкой. Козел взглянул в том же направлении, Валентин отвел глаза, но было слишком поздно, и вот уже двое дюжих парней-горилл выволокли оттуда хрупкое, почти детское тело. Козел протянул руку и снял маску – венецианскую карнавальную вольто, под которой пряталось испуганное, ничем не примечательное лицо девушки.
– Нашли!
Толпа торжествующе взревела.
– Позаботьтесь о ней, – распорядился Козел и повернулся к изумленному Валентину. – А вы, нашедший самозванца, объявляетесь Королем этого бала. Да здравствует Король! Vive le Roi!
Громко щелкнуло. Огромные, подвешенные под самым потолком часы, механически зажужжали и принялись отбивать удары.
Наступила полночь.
Толпа неистово рукоплескала Валентину, и Козел тоже, и вновь захлопали пробки из-под шампанского, посыпалось конфетти и серпантин, зажглись бенгальские огни, а в светильниках словно бы с новой силой вспыхнуло пламя. И вот тогда Валентин схватил ведущего за грудки, вопрошая, где зеркало, а тот насмешливо указал в дальний угол зала, и Валентин бросился туда, расталкивая толпу, которая смеялась и улюлюкала… Не помня себя, спотыкаясь, наталкиваясь на углы, расшибая колени и локти, вбежал Валентин в каморку, где бородавчатая горгулья месила тесто, а горбатые гоблины таскали дрова из сарая, и на двери серванта он увидел маленькое овальное зеркальце, и пошел к нему, а часы все били, отсчитывая последние мгновенья уходящего года, и двенадцатый удар слился с одиноким воплем отчаяния, когда Валентин заглянул в зеркало, а потом разбил его вдребезги.
Переводы
Эрл Дерр БИГГЕРС
ЭБЕНОВАЯ ТРОСТЬ
Перевод с английского: Михаил Максаков
Однажды ясным июньским утром ровно в девять часов Клей Гарретт, цветной, временный подметальщик и чистильщик ведущего банка крупного техасского города, открыл тяжелую дверь с улицы в самое мраморное из банковских помещений. Через две минуты – и это тоже являлось частью ежедневного ритуала – порог переступил седовласый, но стройный майор Теллфер, кивнул Клею и ребятам за стойками и проследовал в кабинет, где выполнял руководящие обязанности в качестве президента. Там он открыл письменный стол, закурил сигару и начал изучение своей утренней газеты.
Однако едва он прочел заголовки на первой полосе, как дверь открылась и вошел молодой Дик Меррилл с ранчо «Серебряная звезда». Меррилла покрывала пыль, собранная им сегодня утром на пути от ранчо, а лицо освещала открытая добрая улыбка, которая сподвигла майора встать и тепло приветствовать гостя.
– Садитесь, Дик, – сказал майор. – Прекрасное утро, не правда ли? Как дела на ранчо?