Фишер рассмеялся.
– С таким же успехом можно было послать ваш труп, – заметил он.
Однако дружелюбный собеседник пропустил эту насмешку мимо ушей. Меррилл достал лист бумаги с напечатанной инструкцией и прочел:
– Прибываете в Неаполь в субботу 10 июня в восемь часов вечера, останавливаетесь в «Гранд-отель дю Везув». 11 июня завтрак и ленч в отеле, затем в три часа пополудни на центральном вокзале садитесь на поезд до Рима. Обедаете в поезде, прибываете в Рим в семь часов, останавливаетесь в отеле «Квиринал»…
– Вы не задерживаетесь в Неаполе, – заметил мистер Фишер.
– Дружище, – ответил Боб Меррилл, – я нигде не задерживаюсь, пока не попаду во Флоренцию. Рассчитываю немного погулять по Неаполю на обратном пути. Видите ли, со мной тогда будет миссис Меррилл.
И он откровенно рассказал незнакомцу, зачем отправился за границу.
– Плывет корабль, где у штурвала радость, и молодость прокладывает курс... – мистер Фишер воодушевленно процитировал стихи Томаса Грея. – В самом деле, так радостно узнать, что кто-то в эти суровые военные времена отправляется за границу по такому счастливому поводу. – Он снова окинул Меррилла взглядом с головы до ног. И добавил: – Кстати, вы уже выбрали себе место за столом или Кук тоже сделал это за вас?
Оказалось, что кое-что Кук все же оставил на усмотрение Меррилла, и мистер Фишер сопроводил его в обеденный салон. Так и получилось, что скотовод и обаятельный Фишер на протяжении всего рейса сидели бок о бок за одним столом.
Во время первого ленча небольшой обеденный салон оказался заполнен до отказа. Но так случилось в последний раз. Дело в том, что мгла, окутавшая Нью-Йорк, была всего лишь западной кромкой сильнейшего шторма. Пять дней лайнер боролся с бушующим морем. Пассажиры один за другим исчезали и больше не появлялись. Каждую ночь Боба Меррилла будил его новенький чемодан, который вместе с судном катался туда-сюда по палубе узкой каюты. Частенько в проходах слышался звон разбиваемой посуды, когда стюарда, несущего поднос, швыряло на стены. Для техасца все это было в новинку. Мощь океана не пугала его, но внушала почтение. И вместе с крохотной группкой стойких путешественников он трижды в день неизменно появлялся в обеденном салоне.
Фишер, переживший семьдесят таких рейсов, разумеется, тоже состоял в этой группе и с похвалой отозвался о крепком желудке скотовода. За эти пять дней, пока дождь лил как из ведра и лайнер был игрушкой бурных волн, такая изоляция сильно их сблизила. Они стали называть друг друга по имени. Однако для человека из Техаса новоприобретенный друг оставался все-таки загадкой. Порой Фишер казался ему очень юным, но, присмотревшись повнимательнее, он обнаруживал у него на лице множество примет зрелого возраста. Иногда он думал, что у этого незнакомца душа нараспашку, а потом вдруг ловил его коварный взгляд, который заставлял держаться настороже.
Однако изысканные манеры Фишера, его увлекательные разговоры, редко касавшиеся тех акров земли в Италии и налогов, из-за которых он и отправился в путешествие, привлекали его так же, как и всех других на борту лайнера, кто сталкивался с этим человеком. Фишер умел очаровывать женщин, а трое детишек, не страдавших от морской болезни, прямо-таки боготворили его. Однако нашлась-таки на судне особа – маленькая пожилая леди, выглядевшая, как портниха, но на самом деле известная путешественница, которой куртуазные манеры явно не нравились.
Скотовод не раз пытался выяснить деловые связи своего приятеля, но безуспешно.
– У «Брентано» в Нью-Йорке вы можете найти в продаже томик моих стихов, – сказал как-то Фишер.
И стал для техасца еще более загадочным. По сути, кроме тех акров в Италии, никакое реальное дело Фишера, похоже, не интересовало.
На пятый день путешествия дождь прекратился, и волнение стало стихать. Несколько исстрадавшихся пассажиров осторожно выбрались на палубу.
– Они, – сказал Боб Меррилл Фишеру, – напомнили мне, как Джеб Питерс, атеист из нашего городка, впервые в жизни заглянул в методистскую церковь. Он хотел исследовать это место, и вел себя точно так же.
Этой ночью луна, о которой все уже забыли, выползла из-за туч и пролила свое серебро на морские воды. После обеда Боб Меррилл устроился в кресле на палубе, разглядывая волнующееся море. Никто не мешал ему погрузиться в размышления о том, как велик и обширен мир, в котором он живет. Вот уже пять дней они бороздили океан, но не видели ничего, кроме какого-то крохотного рыбачьего суденышка. А предстоит им еще проплыть за девять дней больше трех тысяч миль. Он думал об этом с благоговейным страхом и трепетом. Он никогда раньше не сознавал, как велик окружающий мир, в котором затерянная в Техасе «Серебряная звезда» является всего лишь мельчайшей частицей сотворенной Господом великой конструкции из воды и суши.