Герреро продолжал отчаянно драться. Сразил еще одного, потом третьего... Беда была в том, что у остальных беглецов оружия почти не было. На всех – единственный нож. И не было времени поднять оружие поваленных Герреро воинов. Увидав, что идет серьезная драка, четверо индейцев, перекрывавших путь к отступлению, кинулись на подмогу соплеменникам. Агильяр так и не успел пустить в ход топорик. На него навалились сзади, скрутили...
И тут – странное ощущение пустоты вокруг. Герреро вдруг почувствовал, что ему больше не с кем драться. Он обернулся и увидел, что нападавшие бегут назад, к джунглям, увлекая с собой остальных беглецов. Потом поглядел вперед. Там стояло человек тридцать воинов. По виду – совсем такие же, как преследователи. Стояли и спокойно взирали на происходящее с невысокого холма. Вероятно, наблюдали за битвой с самого ее начала. Герреро снова оглянулся. Он был один.
Второй плен Герреро был почетным пленом. Саял{3}, наблюдавший за ходом стычки, пришел в восторг от боевых качеств белокожего. Когда того, угрюмого и запыхавшегося, подвели к начальнику, саял внимательно оглядел его и произнес короткую фразу, которую Герреро не понял. А фраза была простая: «Будешь обучать наших воинов...»
У каждого города-государства майя было предостаточно врагов. Неприятелями считались все те, с кем не заключен союз. Основной добычей боев были люди – будущие рабы. Вооруженные отряды патрулировали окрестности, но и сами эти отряды иногда становились добычей соседей. Главным соперником Чактемаля, куда попал Герреро, был город Чакалаль.
Герреро уже хорошо знал вооружение здешних солдат. Профессиональный интерес как-никак. Да и оружие-то немудреное. Украшенные перьями топоры с длинной рукояткой, копья, палицы да дротики, с большой ловкостью метаемые специальным рычагом, который они называли атль-атль. Герреро подумывал, не попробовать ли изготовить какой-никакой арбалет, но быстро сообразил, что без хорошего кузнеца да и вообще без железа – пустая затея. А его любимый толедский меч лежит сейчас на дне вместе с их злосчастной каравеллой. Ладно, будем довольствоваться тем, что есть.
Оружейные приемы, приемы рукопашной схватки – это Герреро знал превосходно. Но важнее было другое: превратить группы воинов в войско, научить их взаимодействовать в бою, правильно нападать и обороняться, уходить от противника и преследовать его. Язык теперь пришлось осваивать как следует. И когда в одно из обычных своих посещений, перед уходом, саял Начан-Кан бросил ему короткую фразу, Герреро его понял. Фраза означала: «Завтра ты сам поведешь их».
На рассвете вражеский патруль из двадцати воинов вышел из города Чакалаль и двинулся по кромке мильпы{4}. Они шли вдоль невысоких деревьев, на которых висели большущие темно-зеленые груши. Это были удивительные плоды: плотная темно-зеленая шкурка, а внутри, вместо сладкой грушевой мякоти, – порция сливочного масла, заключавшая в себе единственную громадную косточку. Впрочем, для воинов Чакалаля ничего удивительного в тех грушах не было. Они высматривали вражеских солдат, всегда готовых напасть на поля, отобрать урожай, увести людей. И те появились. Совсем недалеко от границы мильпы и джунглей. Видимо, уже успели пересечь посадки. Их было мало, не больше десятка. Конечно же, бросились удирать, завидев грозных воинов Чакалаля, но те были уже слишком близко. Вражеский отряд спешил укрыться в высоких посадках маиса среди деревьев, но от патруля так просто не уйдешь. Настигли, окружили... Но что там за крики? Откуда взялись эти новые воины? Прятались в джунглях, с двух сторон от этого места. И тут их с полсотни... Битва была недолгой. Патруль в полном составе попал в плен к людям Чактемаля.
Победителей с почетом встретили в городе. Впервые удалось захватить столько пленных сразу. Городская знать хотела услышать подробности. Начан-Кан пришел со своей молодой дочерью Зазиль-Ха. Девушка не отличалась той статью, что мгновенно покоряет в женщинах Севильи или Гранады. И лицо не назовешь красивым. Широконосая, как большинство здешних женщин. И все-таки, глядя на нее, Герреро с удивлением отметил, что впервые смотрит с симпатией на кого-то из местных жителей.
Когда Герреро заговорил, Зазиль-Ха начала вовсю улыбаться, а потом расхохоталась с очаровательной непосредственностью. Отец очень сердито взглянул на нее, она тут же перестала хохотать.