В этом месте мне хотелось бы обратиться к тем своим знакомым, которым сегодня мешают жить телефоны, особенно мобильные. «Жили же мы без всего этого раньше», – ностальгируют они. Меня это потрясает. Жили, конечно. Вот так, как описано выше. Целый день ушел на то, что можно было бы решить и получить за полчаса. А физические и нервные затраты просто немеряны.
Утром в школьном коридоре я сразу наткнулась на объявление о замене моих уроков. Директор и завуч сидели рядом возле учительской, готовые к немедленному выходу, в верхней одежде, и мне показалось, что они сидят так в ожидании меня со вчерашнего дня. Они даже не спросили, нашла ли я сценарий. Им было очевидно, что если я пришла живая, то сценарий со мной. Мы молча тронулись в путь. Пешком.
В здание горкома – роскошный особняк из раньшего времени – нас впустили сразу и попросили подождать. Мы сидели в вестибюле по-прежнему молча, и я с ужасом наблюдала, как теряют лица мои спутники. Шел процесс, обратный проявлению фотографии. Начальственного выражения они лишились еще по дороге, но это мне даже понравилось. Однако на этом процесс не остановился. Шло стирание черт. Их лица сглаживались и блекли. Когда нас пригласили в кабинет, я не различала у них даже глаз.
В кабинете горкома было уютно и как-то по-домашнему. Нас приветливо встретили две упитанные, хорошо одетые тетки. Хотя, учитывая место службы, уместнее их было бы называть товарищами. Товарищи были одеты во что-то добротное и иностранное: одна – в темно-синее шерстяное, а другая – в шелковисто-коричневое. Они как-то быстро сориентировались в ситуации, адекватно оценили состояние моих спутников, и после первых незначащих фраз обращались уже только ко мне. Сообщили о своем отрицательном отношении к анонимкам и извинились за то, что вынуждены заниматься этим сигналом по распоряжению обкома. Повертели в руках сценарий, спросили, как и кому пришла в голову идея устроить вечер Высоцкого. Я ответила, что идея пришла мне.
– Но почему именно Высоцкий? – добивалась темно-синяя. – Почему не Некрасов или Блок, Пушкин, в конце концов?
Я сказала, что подросткам далеко не все интересное нам видится таковым. Школьная программа кажется им пресной, и для возбуждения интереса к словесности я решила обратиться к современным авторам, популярным среди молодежи. Тем, кого можно петь.
– А чьи вечера, кроме Высоцкого, вы запланировали? – несколько нервно спросила коричневая. Я посмотрела на директрису и завуча – и решила не дразнить горкомовских клуш.
– Окуджаву, конечно, ну, а потом… Возможно, сумеем перейти к «Серебряному веку», – вдруг выскочило у меня.
Но товарищи не смутились.
– А почему не сразу – «Серебряный век»? – мечтательно закатила глаза темно-синяя.
– Класс очень слабый, – поделилась я, – сразу им этого не осилить.
– Как интересно вы работаете, – дружно восхитились тетки. Им как будто стало легче. Окуджава, «Серебряный век» – это выглядело уже вполне пристойно, уже входило в джентльменский набор. – Когда у вас вечер Окуджавы? Вы сказали, после Нового года? Нельзя ли пригласить нас?
– Нет, – сказала я неожиданно грубо даже для самой себя. – Я не думаю, что мне захочется еще проводить подобные мероприятия. Если один вечер вызвал необходимость отчитываться в горкоме, то серия вечеров, возможно, потянет на КГБ.
Тетки даже не сморгнули.
– Это внеклассное мероприятие, – добавила я, – а зарплату я получаю только за уроки.
Пауза была краткой и почти незаметной. Они продолжали восхищаться, извиняться и благодарить. Стало понятно, что можно уходить.
Я не смотрела на своих начальников, когда произносила эти сами собой вырвавшиеся слова. Они не издали ни звука за все время нашего пребывания пред сильными мира сего. Но оказавшись на улице, как-то быстро начали восстанавливать цвет лица и выпуклость черт.
Обратный путь мы проделали тоже в полном молчании. Однако переступив порог школы, директриса вновь обрела стать и голос.
– Педсовет! Срочно! – провозгласила она. Ждать окончания уроков было выше ее сил. Ученикам дали задания, назначили старших и ответственных, а учителя собрались в учительской.
Тамара Николаевна заняла свое обычное место. Завуч, еще молодой и крупный мужчина, привычно выполнявший при ней роль тени, примостился рядом. Она победно, по-королевски, оглядела свое верное войско и поздравила всех с победой:
– Нас похвалили в горкоме! Наша работа оценена! Мы будем продолжать! Обалдевшие, не знающие, чего ждать, учителя перевели дух и загалдели. Попытались задать вопросы, но директриса не слышала их, поглощенная своей напряженной умственной работой. Все произошедшее за последние два дня ей не так-то легко было переварить. Вдруг она посмотрела на коллег и заговорила уже с совершенно другой интонацией: