И так бесконечно, на протяжении всей книги. Порой до смешного доходит. Не зная хорошо маму Сергея Донатовича Довлатова, Нору Сергеевну, Попов признается, дескать, о ней ему немного что есть рассказать, но! «Но у моего лучшего друга была мать, чуть похожая на маму Довлатова, той же среды и закваски…» И дальше он начинает рассказывать о той маме другого друга, и рассуждает о женщинах такого типа в принципе!
Абсурд какой-то! А в предисловии к книге Попов еще возмущается, что вдова Довлатова не дала свое согласие использовать ему в книге фотографии Довлатова и частную переписку. Как автор еще не додумался вместо фотографий героя книги, вставить фотку какого-нибудь своего знакомого, сделав соответствующую подпись, мол, это не Довлатов, но профиль прямо почти как у Сергея! И дальше – полглавы, а то и целую, о знакомом, о то как тот служил в Казахстане и охранял, как и Довлатов, но не заключенных уголовников, а какую-то важную трансформаторную будку и какой-то столб с ящиком, на котором было написано: «Не влезать! Убьет», а однажды, тот знакомый выпил, а он пил, мол, как Сережка, и по-пьяни все-таки влез и его действительно убило, о чем он ему спустя два года и рассказал, «как живой с живыми говоря».
Книга ей не понравилась? А такая книга и не могла понравиться вдове Сергея Довлатова! Такая могла бы понравится только самому Валерию Попову… Да и то, когда можно было бы вообще лишний раз не отвлекаться на Довлатова, а сконцентрироваться исключительно на себе!
Я слышал, что Елена Довлатова пыталась через суд даже запретить и публикацию самой этой книги как жезээловской. И правильно!
Книга тонкая, но если убрать из нее то, где речь идет не о Довлатове, то она станет тоньше втрое!
Тот же Быков в своей паскудной речи тоже вспомнил о Попове: «Понятно чувство Валерия Попова, сказавшего однажды: “При жизни Довлатов на меня снизу вверх смотрел, а после смерти зазнался”. В одной этой фразе больше цинизма и юмора, чем во всей прозе Довлатова».
Несомненно! Цинизма намного больше, тут я с Быковым согласен. А что касается юмора... Теперь я хоть имею представление, какого рода шутки нравятся Быкову. И с грустью вынужден констатировать, что он сравнивает иронию Довлатова и сарказм Попова. (Плохо не то, что Быков принижает другого писателя, плохо то, что его слушают молодые и верят ему. Я и сам, порой, могу заслушаться соловизмами Дмитрия Львовича, но когда он порет ахинею... Ведь все дело в том, я думаю, что ему просто передалась по наследству от учителя, от Веллера, эта жгучая неприязнь к Рассказчику, но Веллер может, повторяю, может критиковать, он действительно мастер прозы [хотя меня она почти не трогает], но сам-то, Быков-то, только в теории силен! Быков, да, умелый поэт, интересный, яркий публицист, но писатель-то ПЛОХОЙ. Вот в чем штука! В его искусственных романах нет души, одно умение... Романы безвкусны, холодны, рыхлые тексты, они безмерно многословны, претенциозны... Конструкция его романов, вернее, оболочка держит форму, потому что это... это холодец!.. Да, вот что они мне напоминают! Холодец! Без хрена! В холодной температуре он настоян, поэтому не расползается, не растекается, но дайте ему постоять в комнатной температуре – продукт тут же превратится в жижу с ошметками переваренного мяса...)
Попов очень сильно обиделся на вдову Довлатова. Осудил ее в начале книги. Она, мол, не дает мне возможность изобразить такого Сергея, каким я его помню. Видать, таким, когда тот на него «снизу вверх смотрел»… В чем я, кстати, уже тоже весьма сомневаюсь…
Да… С такими «друзьями», как Валерий Попов, и такими защитниками, как Владимир Соловьев (этот тоже, рассказывая о друге, иногда его слегка «подставляет»), с такими друзьями, право слово, и врагов не надо! Вот, к примеру, Соловьев, как бы невзначай вспоминает, как Довлатов болезненно относился к вопросу своей и чужой славы: «Помню, как он измерял линейкой, чей портрет больше, – его или Татьяны Толстой, когда “Нью-Йорк таймс бук ревю” поместила рецензии на их книги на одной странице…» Даже если и поверить в этот бред, то для чего сей факт вспоминает автор, претендующий на ближайшего друга и ревностного защитника Довлатова от гнусных завистников и клеветников. Или этот пассаж к чему, объясните: «Сам Довлатов не придавал большого значения постельным отношениям “без божества, без вдохновенья”, а только в угоду дамам, будучи скорее дамским угодником, чем женолюбом, либо для самоутверждения, а то и просто по физиологической нужде, чтобы сбросить семя – по-гречески – все равно в какой сосуд». Это должно каким-то образом изменить к Довлатову отношение тех, кто обвиняет его в безнравственности? Да шли бы вы к чертовой матери с такой «защитой от нападающих на память Довлатова»!