– Вас кто-нибудь встречает? – спросил Купревич, и Баснер, не оборачиваясь, ответил вопросом на вопрос:
– А вас?
Купревич промолчал. Он сообщил по электронной почте, что билет получил. Письмо было с уведомлением, и пришло сообщение, что послание получено и прочитано адресатом. Единственная информация, которой он располагал, был адрес Ады в Тель-Авиве на улице Леонардо да Винчи. Ада говорила, что это рядом с театром, квартира жутко дорогая, но она может себе это позволить.
А кому писал или звонил Баснер? Сосед смотрел в окно, хотя там уже ничего не было видно: самолет вошел в облака, в салоне включили освещение, из-за плеча Баснера можно было разглядеть только плотную серость.
Купревич положил руки на подлокотники и закрыл глаза.
Оба стали звонить, едва самолет коснулся посадочной полосы. Купревич вызвал номер Ады, втайне надеясь, что все произошедшее окажется вывертом подсознания, реально же предполагая, что кто-нибудь все-таки ответит. Женский голос на иврите произнес фразу, прозвучавшую абракадаброй, а потом, сжалившись, объявил по-английски: «Вы попали в почтовый ящик номер…»
Да что ж это такое? Купревич отыскал имя режиссера, и на этот раз ему ответил высокий мужской голос, нетерпеливый и озабоченный. Разговор, продолжавшийся минуту, не мог быть ничем иным, как бредом воспаленного воображения. По-английски режиссер говорил плохо, а по-русски, похоже, знал только слово «привет».
«Кен, шомеа, ми медабер?»
«Прошу прощения, это господин Узиэль? Я муж Ады. Надеюсь, вы меня встречаете…»
«Узиэль, да (он перешел на английский). Кто вы? Муж Ады? Вы издеваетесь? Как вы можете! В такой день?!»
Сигнал отбоя.
Купревич краем глаза увидел ошарашенное лицо соседа и еще раз позвонил Узиэлю – больше было просто некому. Долгие гудки и: «Вы попали в почтовый ящик номер…»
Купревич опустил телефон в карман, отстегнул ремень и поднялся. В проходе уже стояли нетерпеливые пассажиры, доставали с полок ручную кладь, громко переговаривались, далеко впереди, у выхода, началось движение. Купревич снял с полки саквояж, в затылок ему шумно дышал Баснер, но видеть его сейчас Купревич хотел меньше всего на свете.
– Послушайте, – сказал за спиной Баснер. – Это бред какой-то.
Пришлось обернуться.
– Вам удалось с кем-нибудь поговорить? – нервно поинтересовался Баснер. – Выходите, почему вы стоите?
– Нет. То есть не удалось. Не понимаю.
– Мне ответил мужчина и, когда я представился, обозвал меня идиотом. Да выходите же!
Стюардессы, наверно, вежливо попрощались, но Купревич не видел ничего, входя вслед за пассажирами в помещение аэровокзала, поднимаясь на эскалаторе, проходя длинным коридором к кабинкам паспортного контроля, предъявляя американский заграничный паспорт. Вышел в огромный зал выдачи багажа. Лишь остановившись у ленты транспортера, он обрел возможность воспринимать окружающее и обнаружил рядом Баснера. Тот продолжил разговор, будто не было перерыва.
– Он назвал меня идиотом! Сказал, что нельзя так по-хамски… А когда я попытался объясниться… Вы слышите? Он сказал, что он – муж Ады. Муж!
Купревич успокоился. Услышал гомон голосов, увидел свой чемодан, медленно приближавшийся по ленте транспортера, успел подхватить его, поставил на пол и только после этого ответил:
– Я ожидал чего-то подобного.
Ничего подобного он не ожидал. Но сейчас ему казалось, что о таком варианте стал думать сразу после того, как Баснер показал фотографию Ады и объявил себя ее мужем.
– Ожидали? – Баснер дернулся за чемоданом, проплывшим мимо, догонять не стал, смотрел на Купревича пустым взглядом. Он действительно был похож на идиота.
– Куда вы сейчас? – Купревич не стал отвечать на вопрос. Он хотел, чтобы Баснер исчез из его жизни так же, как и возник. Из никуда в никуда. Он не собирался ехать с Баснером в одном такси, на одном поезде, в один и тот же город, на одну и ту же улицу, в один и тот же дом…
– К Аде, – решительно сказал Купревич и отвернулся.
Купревич поставил чемодан на колесики и поволок по «зеленому» таможенному коридору к выходу в зал ожидания, надеясь, что там будет стоять человек и держать в поднятой руке плакатик с фамилией.
Никто его не встречал. Постояв посреди зала, он увидел окошко обмена валюты, поменял доллары на шекели и покатил чемодан к стоянке такси. Назвал водителю единственный адрес, который знал. Ехали они быстро или медленно, стояли в пробках или мчались как на пожар – он ничего не помнил, ничего не разглядел вокруг, хотя всю дорогу смотрел в окно. Ни о чем, как ему казалось, не думал, сосредоточившись на том, что сейчас увидит Аду, она удивится и обрадуется, они обнимутся и никогда больше не расстанутся.