«Да…»
«Умница. Я уже еду, Тилли. Еду к тебе».
Родгар действительно уже оседлал коня и теперь взобрался в седло. Ветер покосился на хозяина большим коричневым глазом (в темноте казавшимся абсолютно черным) и коротко фыркнул, словно спрашивая – ну, куда теперь? Он был рыцарским конем и знал, что тревога может застигнуть в любое время суток.
...Родгар так и не вернулся домой. Теперь он был дезертиром, нарушившим обет, данный богу, и присягу, данную королю. Запятнавшим честь своего рода. Вряд ли его попытались бы привлечь за это к суду – даже король, скорее всего, предпочел бы замять дело и не портить отношения с влиятельным графским родом. Но Родгар не мог теперь явиться к собственному отцу, болезненно щепетильному и в вопросах рыцарской доблести, и в вопросах веры. Былые раны не позволили старому графу принять участие в походе самому, но тем большие надежды он возлагал на сына – и Родгар, уезжая на войну, конечно же, искренне клялся не посрамить... Его рассказ ничего бы не изменил. Граф просто не понял бы сына, забывшего свой долг, опозорившего фамильный герб – и хуже того, усомнившегося в догматах веры! – из-за каких-то язычников, которые к тому же все равно уже были мертвы. Пусть лучше считает, что его сын пал в бою и упокоился в безвестной могиле, подобно многим рыцарям, ехавшим за славой, а нашедшим лишь яму в песке. Это будет для старика меньшим ударом.
Поэтому Родгар отправился в дикие западные леса. Туда, где никто не стал бы его искать и никто не узнал бы при встрече. Туда, где всякий волен начать жизнь с нуля и где, как он вскоре убедился, не принято спрашивать о прошлом.
Поначалу он думал поселиться в одном из здешних селений, отвоеванных у вековой чащи. Жить вместе с этими простыми и суровыми мужиками, помогая им своим мечом защищаться от лесной нечисти и лихих людей, тоже порою нападавших на уединенные деревни. Обучить самых ловких и смекалистых военному делу, превратить мужичье с дубинами в дисциплинированный военный отряд, способный дать достойный отпор любому врагу. Но его планы не нашли понимания у местных. Он не мог, да и не пытался, сойти среди них за своего. Его доспехи, конь и оружие стоили больше, чем вся деревня. Он был лордом – то есть одним из тех, от чьей власти они бежали в эти дремучие леса. «Сегодня ты сражаешься плечом к плечу с нами, и это, конечно, недурно. Но завтра ты попросишь, чтобы в благодарность за твой меч и твою науку мы сложили для тебя замок. Послезавтра те из нас, кого ты обучишь и вооружишь, назовутся дружиной и переберутся туда жить, забыв и крестьянский труд, и прежних товарищей – а мы согласимся их кормить, чтобы они нас защищали. А потом они явятся к нам за оброком, уже не спрашивая нашего согласия…»
Не везде ему говорили это в лицо. Кое-где он лишь читал это в угрюмых взглядах лесовиков, угадывал в смолкавших при его приближении разговорах. Но он быстро понял, что ни в одном здешнем селении ему не будут рады. Ему, конечно, везде предложат еду и ночлег, как велят местные обычаи – но вздохнут с облегчением, когда он уедет. Он навсегда останется для этих людей чужим.
И тогда он решил стать тем, кого не бывает. Странствующим рыцарем из легенды, а не из суровой действительности. Помогающим тем, кому больше некому помочь. И уезжающим прочь прежде, чем их благодарность начнет их тяготить и перерождаться в неприязнь.
«Родгар! Они идут сюда!»
«Прячься! Прячься под воду!»
«Так я уже».
«Ты умница, Тилли. Дышится нормально?»
«Да».
«Тогда главное – сиди и не шевелись. Я скажу тебе, когда можно будет выглянуть».
Да уж, он скажет. Будем надеяться, девочку убедил его уверенный тон, хотя все, что он может – это предполагать, причем вслепую. Если бы амулет позволял ему не только слышать ее мысленный голос, но и видеть ее глазами... а еще лучше – глазами ее преследователей... впрочем, нет, не надо – ведь тогда бы, наверное, и они почувствовали его. Но в любом случае бессмысленно обдумывать заведомо отсутствующие возможности...
...Он встретил бродягу в одной из немногочисленных местных харчевен – громоздкой, мрачной и угрюмой, как практически все в этих краях. Когда Родгар вошел, тот сидел над кружкой (давно уже, похоже, пустой) за дальним столом в углу, но вскоре после того, как толстый коренастый хозяин (трактирные служанки здесь были не в чести) принес рыцарю тарелку с жареным мясом (Родгар не удивился бы, узнав, что это медвежатина), серую ноздреватую лепешку и кувшин с элем, бродяга поднялся, не слишком твердым шагом пересек почти пустое по раннему времени помещение и, не спрашивая дозволения, уселся напротив.