– Вы имеете в виду, что «Долли» – это настоящая цель комбинации тектосов?
– Нет, – Ван Хайчэн мягко покачал головой. – Просто все игнорировали само значение названия «Долли». Конструктор изменил физические законы Солнечной системы и создал в ней среду для развития жизни без внешнего вмешательства. Из всех тектосов только «Долли» собирает историю эволюции на этой планете, и только она – контрольный зонд Конструктора. Солнечная система – это чашка Петри. «Моисей» и «Цзаофу» – инструменты для того, чтобы поднять с нее крышку. Но только «Долли» может сообщить Конструктору, что находится в этой чашке, прежде чем крышка поднимется.
На базе стало тихо, как в могиле, блокаду уже запустили, но теперь издалека доносился почти неслышимый звук, мягким эхом отдающийся в узком коридоре. Юнь Шань навострила уши. Сперва она решила, что по огромному глубокому тоннелю, по которому она сюда явилась, наконец-то следом идет большая армия, но потом поняла, что это не так, звук шел с другой стороны, с противоположной, где находилась главная дверь в камеру хранения. Кто бы это мог быть? Собственные силы безопасности базы?
Ван Хайчэн продолжил, не дожидаясь ответа директора. Теперь он мог приступить к выполнению своей последней миссии, миссии, которую ждал пять лет, но ему хотелось подождать еще немного. Он сам не мог сказать, чего именно. Того, о чем понятия не имели даже стоявшие здесь «светлячки».
Однажды он и сам вот так же боялся – в одиночестве, тайно.
– Когда вы приехали на базу, здесь же еще проводились исследования клеточных культур? Наверняка проводились, так? Иногда после цикла культивирования, как только зонд обнаруживает, что питательная среда заражена бактериями, всю чашку Петри стерилизуют, а все, что было внутри, сливают в бочку утилизации биоотходов. Иногда выясняется, что культивация неплохая, тогда ее достают, рвут мембрану, стирают в порошок, делают хроматографическую колонку…
– Значит, вы не хотите, чтобы чашка Петри открывалась? – спросила директор У.
С ее многолетним опытом она, естественно, поняла значение метафоры Ван Хайчэна. Может, Солнечная система – это чашка Петри, может, Конструктор исследует ее с помощью «Долли», чтобы увидеть, нужно ли выбросить мир в мусорное ведро или провести хроматографию.
Ван Хайчэн ничего не сказал. Он протянул руку, взял со стола «Моисея» и «Цзаофу» и аккуратно сложил их вместе. За пять лет эти артефакты незаметно изменили правила эксплуатации всей планеты – энергетические схемы, источники продовольствия и медицинские технологии. Электростанции с вечным двигателем «Моисей» под прикрытием управляемого ядерного синтеза за очень короткое время заняли 37 % мирового энергоснабжения. Распределение и использование «Моисеев» стало самым важным закулисным вопросом на международной политической арене. Когда все тектосы уничтожат, самый большой шрам останется не от исчезновения Чэнду. Огромную рану нанесет не энергия, которая может испариться и исчезнуть, а энергетический вакуум, технологический коллапс и нехватка продовольствия, которое будет уничтожено и перераспределено. Скорее всего, неизбежно случится война.
Стоит ли оно того?
По сравнению с этим жизни стольких невинных людей, принесенных в жертву Ван Хайчэном в предыдущих операциях, на самом деле не стоили и упоминания. Он действительно мог стать величайшим палачом и террористом в истории человечества, каким его уже официально объявили.
Но пара гигантских рук раскрыла чашку Петри, и перед его глазами вновь предстала сцена, как все, что есть внутри нее, высыпается в измельчитель. Он вспомнил пустые звезды в пространстве 80 миллиардов световых лет во всей Вселенной, вспомнил парадокс Ферми: где они?
Сотни миллионов звездных систем в огромном Млечном Пути пустынны и безмолвны, как пустые чашки Петри после того, как их опорожнили.
Ван Хайчэн взял магатаму, подошел к тектосам, отсортированным на столе, и прикоснулся к ним.
Эти сверхразумные структуры, существовавшие в течение пяти земных лет, давно созрели, но преждевременно потеряли свою «Пчеломатку».
Точно так же, как личинки, которые слишком долго оставались в младенчестве, они наконец дождались сигнала к трансформации и принялись выплескивать давно скопившуюся энергию.
Бушующий поток света хлынул из сложенных на столе тектосов. Их абсолютно черная поверхность мгновенно взорвалась цветами, внешний облик начал меняться, переплетаясь и разрастаясь в спирали, совсем не похожие на прежние разовые метаморфозы. Бесконечно изменчивые потоки света вспыхнули бледно-желтым, в который постепенно влились красный и зеленый. Свет падал на стену, как усики имеющего плоть насекомого, сворачивался обратно, пульсировал в комнате, словно воздушные потоки, его ослепительные лучи многократно отражались от стен маленькой кабины хранения, вырываясь из круглой дыры, проделанной Ван Хайчэном.