Ань Сэнцинь улыбнулся чуть смущенно, но больше хитро.
– Это не помощь, – вмешалась Бай Хунъюй. – Он бы не смог избежать всего.
Профессор Ань покачал головой:
– И тоже нет, я же искренне предупредил, и он правда мог избежать всех продуктов в списке. Позже я узнал, что этот мужчина не давал жене покупать все, что могло быть генетически модифицировано, даже папайю и огурцы, но не зарабатывал на то, чтобы ежедневно покупать продукты без ГМО. В итоге жена с ним развелась.
Ни профессор Ань, ни Бай Хунъюй не выказывали радости, а лишь горько улыбались.
– Я вам столько разного наговорил, старый зануда, а на самом деле имел в виду вот что: генная модификация – это нормально, и нынешняя штука – это тоже нормально. На самом деле, это, один черт, просто веревка. Она существует, и кто-нибудь обязательно потянет за нее. Если не я, то кто-то другой. Веревка будет становиться все толще и толще, и вытягивать вы будете все более важные вещи. И чем больше вытащите, тем больше людей будут бояться и ненавидеть вас. Позже я понял, что люди совсем не изменились. Все, что появилось, когда нам было меньше десяти лет, мы считаем непреложным историческим памятником. От десяти до двадцати лет – великими изобретениями, которые изменят историю человечества. А то, что появились после двадцати, – реакционным, ужасным и античеловечным. Люди боятся всего нового, что видят во взрослой жизни. Более ста лет назад люди боялись камер, потому что камеры «похищали их души», они боялись железных дорог, потому что те разрушали гармонию фэншуй, а теперь боятся химии, ГМО и сигналов Wi-Fi. – Профессор Ань взглянул на Бай Хунъюй. – Ровно то, что вы сказали. Люди на самом деле нисколько не продвинулись в развитии, поэтому гибридизация – это хорошо, прививка – хорошо, радиационная селекция – хорошо, а генная модификация – плохо. Не потому, что они разбираются в гибридизации, прививках и радиационной селекции, а потому, что слышали эти названия до окончания средней школы. Мы так же глупы, предвзяты и невежественны, как и сотни лет назад.
Профессор был так взволнован, когда произнес слова «генная модификация», что несколько человек за соседним столиком даже обернулись, чтобы посмотреть на него. Ван Хайчэн немного забеспокоился, не найдется ли среди них экстремист, который захочет немедленно «позаботиться о том, чтобы он сам сперва остался без потомства». К счастью, сравнив телосложение окружающих его людей и профессора Аня, чья боевая мощь составляла килограммов эдак сотню, скорее сталось бы, что окружающие не рискнут подойти и поднять шум.
Тревога была мимолетной, зато Ван Хайчэн понял одну вещь.
Профессор Ань вновь потряс телефоном:
– У меня жена и дети, мне есть о чем беспокоиться.
Его лицо раскраснелось, и алкоголь наконец возымел некоторый эффект, внушив профессору чувство гордости за собственные подвиги.
– Я ж, вообще-то, добрый монгольский молодец, никого не боюсь, ни в бога, ни в черта не верю, и плевал я на этого гребаного инопланетного творца, не нужно бояться, я буду действовать, не буду тварью дрожащей! Эх, проблема в том, что вот так вытягиваешь веревку все толще и толще, и не знаешь, как вообще сделали этот набор веревок… – Он сделал паузу и перешел на английский: – Supreme Being. Что оно, черт возьми, привязало к концу веревки? На самом деле, я не беспокоюсь об этом. Но я знаю, что это то, чего больше всего боитесь вы.
В этом месте он посмотрел на Ван Хайчэна. За многие годы работы профессор изучал бесчисленное количество людей, будь то маргиналы из низших классов или интеллектуалы, и потому мог прочитать любого с первого взгляда.
– Чего я больше всего боюсь, так это того, что, чем бы это ни оказалось, когда его вытащат, мир перевернется вверх дном. Они только сперва привяжут самую тонкую веревку, и причина одна… – Чудесное сияние, исходившее от профессора, заметно охладело. – Вот почему Supreme Being не могло поднять вещи, которые нужно было вытянуть с помощью каната, с самого начала. И поэтому, когда человек начнет сматывать трос и в конце концов вытянет то, что привязано к канату, не будет иметь значения, что произойдет. Люди не вспомнят о трансцендентном существе, потому что ничего не смогут с ним поделать. Они припишут все радикальные перемены одному человеку. Если мир будет думать обо мне как о том, кто тянет за веревку, что люди сделают со мной? Что сделают с моей семьей?
Профессор Ань Сэньцин тяжело вздохнул, сопровождая выдох мощнейшими спиртовыми парами:
– Когда канат будет готов, кто-нибудь обязательно потянет за него. История всегда одинакова. Ведь есть же известная присказка…