Алиса назвала ее «старшей дочерью», и она действительно была ею в определенный период, когда мы были маленькими. Несмотря на небольшую разницу в возрасте — меньше трех лет — Элишева назначила себя «маленькой мамой». Наша одежда занимала родителей больше, чем наша личная гигиена, и она по мере сил купала меня и частенько даже укладывала спать. «Маленькая мамочка» называли ее родители, а вслед за ними и некоторые гости, видевшие, как она держит меня за руку на лестнице или дает мне дольку шоколада после салата.
Совсем немного лет потребовалось мне, чтобы украсть у сестры первородство: я научилась обходиться без ее поддержки — и ее руки опустились, я перескочила через класс, я получала только высшие оценки; я забрала себе все способности, которые могли проявиться у нее, и весь почёт и уважение, которые могли достаться ей.
Сначала я украла ее первородство, а потом сбежала.
Проворная сестра торопилась унести ноги и бросила медлительную на произвол судьбы.
Это я — проворная сестра — унесла ноги.
Это я сбежала, бросив сестру на произвол судьбы.
Глава 5
Когда дьявол приехал к моим родителям, я уже училась в интернате — учебная горячка и общественные нагрузки были отличным предлогом не слишком часто посещать родительский дом. Я жила в Иерусалиме, но этот Иерусалим был неизмеримо далек от того, в котором я росла.
Интернатская жизнь кружила мне голову изобилием возможностей: интересные уроки, учитель истории, интерес к которому был особым; молодежные движения; драмкружок, литературная студия; пролезание везде и всюду и езда на попутках; пиво, поцелуи со вкусом пива, споры о политике; добровольная работа в квартале бедноты в Катамоним; ночные вылазки в Старый город и монастыри Эйн-Керема; робкие, но сознательные попытки познать себя через гашиш — всему я говорила «да», мне всего хотелось. Любая очередная возможность казалось той самой, которую я всегда ждала.
Меня окружали люди, так же, как и я переполненные жаждой жизни и энергией, и наша жажда не утихала ни в субботы, ни в праздники, когда нам следовало возвращаться домой. Я отправлялась в походы, на курсы, в лагеря и не отклоняла ни одного приглашения: Песах я праздновала у подруги в кибуце, в Суккот ездила в арабскую деревню на сбор урожая маслин.
Каждые месяц-другой я влюблялась в того (или ту), чья уникальность открывалась мне в одно мгновенье. Амос за роялем поет песни Брассенса. Как же я его раньше не замечала? Бети взяла в ладони личико малыша, разбившего подбородок во дворе клуба в Катамоним. Дрор с британским акцентом декламирует речь Антония. Амихай, ни капли не задыхаясь и ни на минуту не умолкая, травит байки всю дорогу на подъеме к Масаде.
Я была переполнена влюбленностями, и очередная, как движущийся прожектор, всякий раз неожиданно высвечивала новый образ.
Чтобы навестить сестру и родителей, мне нужно было сорок минут идти пешком или полчаса ехать автобусом с пересадкой. Целыми месяцами у меня не было на это времени. Не было сил. Не было желания. Ничего не было.
И всё же, из немногих визитов я помню разговоры, предшествовавшие приезду американского змея: ваш дядя, девочки, профессор, историк и публицист Аарон Готхильф. Сегодня его зовут Арон.
«Дядя Арон», — произносила мама, стараясь протянуть «а» и приглушить «р», чтобы звучало по-американски. Дядя Арон приезжает в декабре, когда у них рождественские каникулы. Он собирается пробыть у нас три недели, но возможно, очень даже возможно, что, в конце концов, если некоторые вопросы уладятся так, как он хочет, он решит задержаться подольше.
Арон приезжает в Иерусалим на свадьбу сына. Оказывается — а мы и не знали, вот сюрприз! — оказывается, у него есть взрослый сын от раннего брака. Дядя Арон только теперь рассказал вашему отцу, что был когда-то женат на какой-то чешке с серьезными психическими проблемами. Он встретился с ней, когда жил в Париже. Печальная история, очень печальная, потому что получилось так, что сын рос без него, а его мать, которая ничего не понимала, отправила его учиться в «Хабад», а чего можно ожидать, когда ребенка отправляют в «Хабад»? Парень вырос ультрарелигиозным, приехал в Израиль, не служил в армии, учится в ешиве. Теперь его сосватали, и, хотя до сих пор он с отцом не очень-то общался, он пригласил Арона на свадьбу из уважения к родителям. Надо признать, что у религиозных есть хороший обычай: чти отца своего и мать свою. У Арона есть еще один ребенок в Нью-Мексико, про него-то мы знали, даже вам как-то рассказывали, его мать профессор археологии, изучает индейцев, и этот мальчик, который приходится вам троюродным братом, он к своему отцу относится иначе. Арон говорил, что этот сын даже не хочет к нему приезжать, хотя он и предложил его матери оплатить проезд.