«Мои найденыши», — называет Шая свои книги, большая часть которых была подобрана на улице. Тома на иврите, английском, французском, русском, немецком, венгерском, польском и сербском языках. Тома в коричневых обложках с золотым обрезом, на языках, которых их любящий хозяин не знает; но он не выносит вида выброшенных книг, хозяин которых умер. «У меня они, по крайней мере, обретут дом», — говорит Шая серьезным тоном.
Рука судьбы забросила мальчика-беженца — единственного сына у матери — в Палестину. Страстная любовь к иерусалимской красавице, старше его на шесть лет, привела его в этот утопающий в зелени дом. Но та же рука могла бы действовать и по-иному. Шаю легко представить совершенно другим: Шая Готхильф — житель Манхеттена, журналист и остроумный мыслитель; Шая — художник; профессор Шая Готхильф, излагающий свои широкие взгляды по всей Америке, и в европейские столицы его тоже частенько приглашают. У Шаи богатое воображение, он с легкостью примеряет на себя любое из этих воплощений. Ему даже не надо о них говорить — Алиса сама читает его мысли, ловит на лету облачка его иллюзий, и восторг переполняет ее.
Кто-нибудь другой, одари его судьба такими же выдающимися способностями, полагал бы, что стены гостиницы для него узки. Но только не Шая! Он не чувствует себя обделенным: ведь богатство в душе человека, а не снаружи. Гостиница, даже такая маленькая, это целая вселенная — тонко чувствующей душе здесь скучать не приходится. Шая часто повторяет старшей дочке, что «настоящая ее школа здесь», и никогда не ругает за пропуски уроков в обычной школе.
«Не раз и не два возвращалась она из школы в слезах, — говорит он без всякого огорчения, совершенно не сердясь. — Здесь же, среди людей, которые ее знают и любят, она может постигать настоящую науку в спокойной обстановке — именно так учились дети в прежние времена». Шая полагает, что «учебные заведения слишком оторваны от реальной жизни». Однако, когда младшая дочь попросила записать ее в престижную школу-интернат и даже заранее, без ведома родителей, сдала вступительные экзамены, он благословил ее на этот шаг и, с большим трудом, но все же оплатил учебу. «Дети, как растения, — объяснял он. — Кактус, если его слишком много поливать, сгниет, а другое растение при таком же поливе высохнет и завянет. Родители прежде всего должны быть хорошими садовниками».
А может, ему и надо было стать садовником?.. Вот и жажду своих гостей он умеет утолить: рюмкой вишневого ликера собственного приготовления; мудрым словом; поучительной цитатой. Не скупится на добрый совет кибуцникам-молодоженам, гостям проходящего в городе фестиваля, старичку-репатрианту, комнату которого оплачивает Еврейское агентство «Сохнут», пока не найдет ему более подходящее жилье. И только на своей губной гармошке Шая никому не дает играть, даже, если очень просят. Зато летними вечерами, когда окна открыты, по улицам Бейт а-Керема далеко разносится мелодия «Блуждающей звезды».
Несмотря на многолетнее сотрудничество с Алисой, меня не перестает удивлять ее способность к словесным ухищрениям. С какой ловкостью она, наивно трепеща ресницами, переключает внимание на катышки пыли под радиаторами, чтобы мы не заметили использованных кондомов под кроватью. Легкой грязнотцой она отвлекает нас от более крупной мерзости — знает, что, указывая на пыль, она тем самым создает иллюзию честности.
Быстро миновав стойку регистрации пансиона, Алиса оставляет за ней Эрику — мать семейства, которая сетует на свое «слабое сердце», подобно романтической героине девятнадцатого века. «Между нами разница в шесть лет», — замечает мама вскользь. Родители оба признаются в этих шести годах, хотя на самом деле она старше него на целых девять. Алиса, как, впрочем, и все остальные, предпочитает побыстрее проскользнуть мимо стенающей матери, чтобы подставить свои уши под амбициозные разглагольствования отца.
Ей удобно не замечать, что маленькая девочка в нарядном платьице две недели не мыта; а вторую, не шибко способную к наукам, оставили дома на хозяйстве, и она ползает на четвереньках и пачкает руки, собирая использованные бумажные салфетки.
И ни слова о девочках, безнадзорно водящих дружбу с чужими. Ни звука о громких скандалах родителей с Джамилей, ни словечка о том, как эти двое без конца мучают друг друга препирательствами. Муж предлагает продать пансион, жена отказывается: пансион — это ее наследство; ее отец, положивший на него жизнь, в гробу перевернется.