Несмотря на свой ребячливый нрав, Шан Сижуй, который заводился с пол-оборота, очень уважал старших и всегда извинял их, никогда он не стал бы дерзить им или же в раздражении бежать прочь. Он гримировался под трескотню бэйлэ Аня, а Хоу Юйкуй всё ещё лежал на кушетке, не спеша покуривая опиум, словно мысли о выступлении на сцене уже вылетели у него из головы. Гримируя лицо, Шан Сижуй напевал мелодию из «Склона Уцзяпо». Как только он отдавался во власть оперы, на душе у него тут же становилось легко. На соседнем столе лежало два-три бутафорских серебряных слитка, и он протянул руку, чтобы потрогать их и рассмотреть. Бэйлэ Ань сказал:
– Хотя эти слитки очень лёгкие, но выглядят совсем как настоящее серебро.
Шан Сижуй со смехом проговорил:
– Потому что они посеребрённые.
Хоу Юйкуй вдруг окликнул его строгим голосом:
– Положи на место! Это высочайший дар императора, как ты смеешь его касаться!
Шан Сижуй застыл с серебром в руке. Спеша предупредить гнев бэйлэ Аня, Ню Байвэнь торопливо выхватил из рук Шан Сижуя слиток и положил на место, успевая подмигнуть и поклониться малым поклоном Шан Сижую и сказать доброе слово Хоу Юйкую в качестве извинений: он рассказывал тому какие-то новости, пытаясь отвлечь от Шан Сижуя. У Ню Байвэня душа в пятки ушла, к тому же он умирал от усталости: руководить театральной труппой намного легче. Наконец с большим трудом Хоу Юйкуй под присмотром Ню Байвэня облачился в театральный костюм. Уже стемнело, а сцена засияла огнями, атмосфера царила оживлённая и величественная. Воодушевление уже захватило всех гостей, они бродили по саду, болтая и перешучиваясь, и это место словно превратилось в маленький традиционный китайский театр.
После нанесения грима Хоу Юйкуй значительно похорошел, его лицо округлилось, глаза стали большими, а брови – густыми, и он приобрёл мужественный облик Сюэ Пингуя. Шан Сижуй уставился на туфли Хоу Юйкуя, потом начал теребить рукав своего костюма, а затем невольно принялся грызть ногти. Посидев на стуле, он вдруг вскочил, топнул ногой пару раз и снова уселся. Ню Байвэню и бэйлэ Аню показалось, что он или ужасно взволнован, или же ему приспичило помочиться. Уж наверняка это была малая нужда, а не волнение. Это же сам Шан Сижуй! Где он только не выступал! Если говорить о высоком положении зрителей, в Тяньцзине он играл перед самим императором; если же говорить о страхе перед публикой – во время гастролей в Шанхае в театре «Тяньчан» были заполнены все три тысячи мест. Он вышел победителем из всех сражений, а сегодняшнее представление ни черта не стоит, так чего ему волноваться! Ню Байвэнь тихонько проговорил:
– Шан-лаобань, не желаете ли сперва сходить облегчиться? До выхода на сцену ещё долго.
Шан Сижуй покачал головой, всей душой он был отдан единственному занятию: грыз ногти. Представление «Восемь бессмертных переправляются через море» вот-вот должно закончиться. Хоу Юйкуй отдыхал, прикрыв глаза. Вдруг он произнёс:
– Хватит грызть, а то так без ногтей останешься.
Шан Сижуй покраснел и опустил руку. Приоткрыв один глаз, Хоу Юйкуй взглянул на него:
– Боишься?
Шан Сижуй испуганно пролепетал:
– Я ещё не выступал с вами на одной сцене.
Хоу Юйкуй холодно усмехнулся:
– Это ни к чему. «Склон Уцзяпо» – старая пьеса, которую ставят уже много лет. Просто играй, не отступая от правил, поменьше всех этих трюкачеств, и никто не станет обливать тебя кипятком.
От его насмешливых слов Шан Сижуй запереживал ещё сильнее и снова принялся грызть ногти. Разумеется, он волновался не из-за семейного торжества старой княгини – он волновался из-за Хоу Юйкуя, который, бесспорно, был божеством в его глазах, и о возможности сыграть с ним на одной сцене Шан Сижуй прежде мог только мечтать. Сегодня Шан Сижую предоставился случай настолько редкий, что и за сто лет не сыскать, и если он хоть немного оступится, то будет терзаться раскаянием до конца своей жизни!
Сяо Лай прекрасно понимала, о чем он думал. Шан Сижуй захотелось достать пластинку Хоу Юйкуй и внимать ей, подобно буддийским мантрам, не хватало только установить ритуальную табличку как своему благодетелю и подносить ей дары. Унижение, которому Хоу Юйкуй подверг Шан Сижуя, разгневало других людей, Сяо Лай же эти язвительные слова ужасно расстроили. А от покладистого и смиренного вида Шан Сижуя у неё сжималось сердце.
Сяо Лай стояла рядом с Шан Сижуем, чуть ли не прижимаясь к нему, надеясь тем самым хоть немного подбодрить его и вселить уверенность. Хоу Юйкуй открыл глаза, скользнул по Шан Сижую взглядом и подумал: «Я же велел тебе не грызть ногти, а ты опять за своё?» Он недовольно хмыкнул, и Шан Сижуй поспешил отдёрнуть руку. Склонив голову, Ню Байвэнь усмехнулся, Хоу Юйкуй мельком взглянул на него, надел накладную бороду и приготовился к выходу на сцену. Он и сам не заметил, как благодаря скромности и послушности Шан Сижуя его отношение к тому несколько смягчилось.