Чэн Фэнтай сказал:
– Будет вам, сейчас начнётся представление, молодому господину Шэну нужно возвращаться на своё место.
Шэн Цзыюнь согласно кивнул, и только он повернулся, как Чэн Фэнтай ухватил его за манжету и, наклонившись, прошипел в самое ухо:
– Подожди-ка, я ещё задам тебе пару вопросов!
Сердце Шэн Цзыюня бешено заколотилось.
На сцене Шан Сижуй издал несколько скрипучих звуков и запел, из его гортани полились ясные и мягкие звуки, модуляции его голоса напоминали пение иволги. Эту оперу, «Опьянение Ян-гуйфэй», Чэн Фэнтай уже смотрел несколько раз за компанию, но едва мог разобрать и пару слов: «Взошла луна над островом, и явился там заяц яшмовый[37] с востока. Покинула луна тот остров в море, и мир вдруг разделился пополам».
А дальше Чэн Фэнтай уже не помнил. Хотя Чэн Фэнтай слов не разбирал, сперва молча слушая этот голос, он мало-помалу начал понимать смысл и тихонько стал напевать себе под нос. Тут он обнаружил ещё одно преимущество китайского театра перед западным: визгливые звуки хуциня[38] бодрили слушателей, не позволяя тем, кто ничего не понимал в происходящем, провалиться в дремоту.
Зазвучал высокий голос, и вдруг зал охватило волнение. Многие, возмутившись, вставали со своих мест и покидали зал, а некоторые и вовсе принялись свистеть.
Чэн Фэнтай не понимал, что происходит, а старикашки, сидевшие поблизости, с досадой вздохнули:
– Ай! Где это видано! Хорошо же «Опьянение Ян-гуйфэй»!
Другой добавил:
– Глаза б мои не глядели. Мы тоже пойдём!
Они попрощались с Чэн Фэнтаем, условившись о следующей встрече, на их лицах читалось глубокое разочарование.
Чэн Фэнтай, проводив их до выхода, спросил со смехом:
– А что с этой пьесой не так? Что вызвало такой большой гнев батюшек?
Один из старикашек ответил:
– Этот Шан Сижуй, полагаясь на своё амплуа, переделал в либретто всё, что только можно и нельзя, его изменения раздражают и других артистов, и театралов, поэтому его многие и недолюбливают. Я такого ещё не видел, а сегодня вот довелось поприсутствовать!
– Когда-то давно он давал концерты в Шанхае, и шанхайцы, заметив этот его порок, тут же прозвали его лукавым оперным духом, а он ещё и гордится этим! Хорошо же вышло «Опьянение Ян-гуйфэй»! На всё покушаются! Так и страну вскоре погубим!
Зрители, которые вместе с ними выходили из дверей театра, услышав эти слова, хором принялись с ними соглашаться, да ещё добавили и свои бесчисленные жалобы. Чэн Фэнтай не понимал их критики и, учтиво усадив старикашек в машину, вернулся в ложу к сестре.
Глава 5
Бо́льшая часть зрителей удалилась, и в зале остались лишь Шэн Цзыюнь да ещё несколько страстных театралов, пустые тарелки и чашки на столах громоздились в полном беспорядке, люди ушли, оставив чай стынуть, и атмосфера воцарилась чрезвычайно унылая и мрачная. Любители театра, подобно Тан Минхуану[39], отличались крайней непостоянностью: в жаркую пору они выказывают обожание тысячей разных способов, а в пору отчуждения бросают героиню-гуйфэй в беседке Байхуа скучать в одиночестве. Однако Ян-гуйфэй в исполнении Шан Сижуя была не из тех, кто принимает подобное близко к сердцу, происходящее вокруг он будто и не слышал, а пел на сцене во весь голос. Только он наклонился, чтобы отпить вина, как разъярённый мужчина в штанах и короткой куртке с чайником, полным крутого кипятка, приблизившись к сцене, что было сил окатил им Шан Сижуя:
– Чтоб тебя, завывающая дрянь! Грязная шлюха!
Шэн Цзыюнь на втором этаже закричал:
– Шан-лаобань!
Шан Сижуй отступил на шаг, бросил на мужчину косой взгляд и, собравшись, продолжил петь. Играющий на хуцине мастер тут же под него подстроился. На театральных подмостках действовало следующее правило: если актёр поёт, мастер ему аккомпанирует, а уж ранен он смертельно, истекает ли кровью, это аккомпаниатора не заботит.
Мужчина же, обнаружив, что его выходка не помешала выступлению, взбесился ещё сильнее и обеими руками схватился за поручни, собираясь запрыгнуть на сцену и побить Шан Сижуя. Только тогда до Чэн Фэнтая дошло, что изменения, внесённые Шан Сижуем в текст пьесы, и впрямь разгневали общественность, и заядлые театралы, не согласные с подобной самодеятельностью, захотели проучить его. Шан Сижуй выглядел точь-в-точь как изнеженная барышня, что от малейшего дуновения ветерка свалится с ног, где уж ему выстоять против оплеухи здоровенного мужика, чего доброго, зашибёт ещё насмерть! Разве Чэн Фэнтай с его характером мог остаться безучастным наблюдателем? Он рванул к помешавшемуся театралу и, ухватив того за плечо, оттащил от сцены:
37
Яшмовый заяц, или лунный заяц