С пирогом в руках Чэн Мэйсинь распахнула двери в столовую, одна из стен в которой была застеклена. Лучи восходящего солнца, проникая внутрь, освещали Чэн Фэнтая, озаряя его волосы и кожу, и от них будто исходило божественное сияние. Чэн Фэнтай в белой нижней рубашке сидел на столе, обхватив за талию кормилицу Чача-эр и прильнув лицом к её груди, совершенно неподвижный. Чэн Мэйсинь долгое время провела в оцепенении, глядя на них, и от поднявшейся внутри ярости её бросило в дрожь. Она там ублажает старика, молча снося унижение, а Чэн Фэнтай, её единственный младший брат, не то что не разделил с ней эту ношу, больше того – обжимается с кормилицей прямо у них дома! Что за бесстыжее отродье! Неужто она торговала телом ради того, чтобы он продолжал наслаждаться беззаботной жизнью барчука? Нет уж, так просто он не отделается!
Кормилица, едва завидев Чэн Мэйсинь, с пронзительным криком оттолкнула Чэн Фэнтая и выбежала прочь. Чэн Фэнтай в растерянности спрыгнул со стола, почувствовав себя ужасно неловко:
– Старшая сестрица…
Чэн Мэйсинь откашлялась и с вполне миролюбивой улыбкой поставила каштановый пирог на стол, назвав Чэн Фэнтая его английским именем:
– Edwin[14], проголодался? Вели слугам разогреть кукурузные хлопья, и пусть все приходят есть пирог.
За столом Чэн Мэйсинь размышляла, как бы ей выгодно пристроить младшего брата и сестёр. Сёстры ещё слишком малы, хоть и красивы, но продать их решительно невозможно. Младший брат очень красив, даже краше её, но вот жалость – он брат, а какой прок с мальчика? Чэн Мэйсинь перебирала в уме знакомых богачей со всего Китая, пока наконец не вспомнила об одном человеке на северной границе, человеке, который показался ей спасительной звездой.
Чэн Мэйсинь крепко стиснула руки Чэн Фэнтая и со слезами на глазах заговорила:
– Edwin, я подумала… я приглашу в Шанхай барышню Фань Сян-эр – твою невесту с севера. Вы поженитесь.
Чэн Фэнтай злобно нахмурился и едва не выплюнул молоко, потом хлопнул по столу:
– No way![15]
Чэн Мэйсинь снова притянула его к себе:
– Сестрица понимает, что барышня Фань намного тебя старше, да к тому же не городская. Когда прежде отец говорил об этом браке, сестрица встала на твою сторону и была против свадьбы, не так ли? Но… но сейчас всё изменилось, я ничего не могу поделать. У нас есть ещё две сестры, есть семья. Если ты не женишься на ней, всем грозит голодная смерть!
Чэн Фэнтай вскричал:
– Да как я смогу прожить с ней всю жизнь! Ты разве не знаешь – у неё… у неё же перебинтованы стопы![16]
Заслышав перебранку между сестрой и братом, слуги и четвёртая наложница поспешили взять детей и увести их, и они остались в столовой вдвоём.
Какое-то время Чэн Мэйсинь молча лила слёзы, думая, что, если сейчас она не предпримет решительных мер, всё пойдёт прахом. Она расстегнула пуговицы на груди, обнажив следы прошлой ночи, и слёзно взмолилась:
– Ты уже взрослый, ты ведь знаешь, откуда это? Ты знаешь, где была твоя сестра прошлой ночью, с кем, что делала? Ах! Если бы я не пожертвовала собой, мы лишились бы дома и скитались по улицам. Сейчас пришла твоя очередь, верно?
Сердце Чэн Фэнтая заболело от негодования, однако он не вымолвил и слова. На следующий год он взял в жёны старшую дочь семьи Фань, и та стала второй госпожой Чэн. Семья Чэн снова возродилась, став ещё богаче, чем при отце.
Доев последнюю дольку мандарина, Чэн Мэйсинь подумала: «Не придумай я всё так ладно, жили бы сейчас эти два отродья такой хорошей жизнью?» – и со смехом сказала:
– Кажется, третья сестра снова вытянулась. Отчего она всё ещё не ходит в школу?
Чэн Фэнтай ответил:
– Чача-эр нелюдима, я пригласил учителя на дом. Через пару лет, когда ещё подрастёт, тогда и пойдёт в школу, прямиком в среднюю.
Вторая госпожа выпустила струйку дыма и разомлевшим голосом вмешалась в разговор:
– Что хорошего в западных школах? Девчонки и мальчишки путаются между собой и развлекаются. К тому же после окончания школы семья Чэн ни в коем случае не может позволить третьей барышне пойти работать, так какой прок в учёбе? Лучше уж бросьте это дело.
Чэн Фэнтай был совершенно не согласен с доводами второй госпожи, но не захотел с ней спорить, а потому сказал:
– Когда придёт время, тогда и посмотрим, понравится ли Чача-эр учиться, она пойдёт в школу, а если не понравится – вернётся домой. К чему сейчас об этом говорить?
Чэн Мэйсинь с улыбкой обратилась ко второй госпоже:
– Второй братец так балует третью сестру.
Вторая госпожа взглянула на мужа и улыбнулась.
16
С начала X до начала XX века в Китае практиковалось бинтование стоп маленьким девочкам (в особенности дочерям аристократических семей). Крошечная стопа говорила о престиже будущей невесты.