Дверь в комнату сестры распахнута, но там никого нет. Отцовская дверь приоткрыта лишь слегка, там тоже никого не видно, и кровать не заправлена. Мальчуган продолжает свой путь вниз по лестнице, навстречу обещанной вкусной каше. Никто не умеет готовить овсянку так, как его сестра. В его сознании значимость сестры была совершенно несоизмерима с теми тремя годами, что разделяли их по возрасту. Она вела все домашнее хозяйство с тех пор, как исчезла их мать. Родители тогда отправились к острову Дрáунгэй в морскую поездку, организованную Исландской ассоциацией плавания, когда вдруг, как по мановению руки, оказалось, что матери больше нет на палубе с другими пассажирами. Отец после случившегося был вне себя от горя, замкнулся и с головой ушел в изучение старинных рукописей. Он корпел над ними, разложив на специально изготовленных для этого подсвеченных столах в Университете Исландии. А дочь заботилась и об отце, и о брате.
Мальчуган замирает от неожиданности, когда видит, что это не сестра, а его отец – палеограф – стоит у плиты и помешивает в кастрюле. У них в семье уже сложилась традиция: брат и сестра всегда проводят утро вместе, а старикан перед работой ест свой завтрак на кладбище, даже по праздникам. Однако сегодня этот двухметровый великан стоит, склонившись над кашей, и тычет в нее деревянной ложкой, словно зажатой в огромных пальцах штопальной иглой.
– Доброе утро! – приветствует мальчуган и усаживается за стол.
– У кого-то, может, и доброе…
Свободной рукой мужчина поправляет седые пряди, белым водопадом спадающие ему на плечи, быстро поворачивается от плиты и кладет порцию каши на тарелку сына. Его движения безупречно выверены – если бы старикан не был многократным чемпионом по плаванию, можно было бы подумать, что он все утро тренировался накладывать кашу. Сын молча берется за ложку, а отец одним движением умудряется шлепнуть кастрюлю обратно на плиту, выудить из холодильника бутылку сливок и полить ими взгорбившуюся на тарелке сына овсянку:
– На здравие!
Так в жизни мальчугана начинается странный день. Жители Рейкьявика готовятся отпраздновать тот факт, что вчера они стали независимым народом с чистокровнейшим исландским президентом. И это вам не какой-то там “президент Йон”, а самый что ни на есть настоящий, чей портрет уже красуется на первой серии марок, спешно выпущенной свободной Исландией назло недавней поработительнице – Дании. Впрочем, об этом настоящем президенте исландские граждане знают еще меньше, чем о своем бывшем заморском короле, которого большинству имеющих право голоса исландцев все же довелось увидеть собственными глазами во время его визита в Исландию в 1936 году и запомнить по прекрасным манерам за столом. (Рукопожатие короля, к примеру, было поистине крепким и уверенным.) Но, с другой стороны, когда такое бывало, чтобы простой народ знал тех, кто несет его штандарты?
Новоиспеченный президент – этакий типичный конторский служака, у него даже черные круги под глазами имеются. И никого это не смущает, а, наоборот, укрепляет в мысли, что нечего страшиться этой зловонной, полной призраков лужи под названием “современная действительность”.
Да, все это мальчугану известно со слов отца…
– И куда она запропастилась, твоя сестра, а?
Старик уже выключил огонь под кастрюлей и теперь держит в руках двухлитровый кувшин. Бросив быстрый взгляд через плечо, мальчуган видит, как отец выливает в кувшин две бутылки тминной водки.
– Она, видимо, решила, что мы вообще никуда не пойдем?
Мальчишка не находится что сказать, и мужчина отвечает за него:
– Да, приятель, она такая же, как ваша мама. Она просто сообразила, что на этот их изысканный праздник независимости кого ни попадя не приглашают. Так что лучше и вправду туда не соваться…
Тяжело плюхнувшись на табуретку напротив сына, он в один присест опустошает половину кувшина и продолжает свой монолог:
– Нет, для этого мало нацепить на себя какой-то мешок и позировать этому кропалке Трńггви [9]… – Старик проводит рукой по белой бороде, струящейся вниз по груди, под самые соски, как шерсть породистого барана. – Можно подумать, что человек отпускает бороду и наращивает мясо на костях лишь для того, чтобы стать натурщиком для герба нации, не знающей разницы между драконом и змеем. – Отец вытирает рот тыльной стороной ладони и оголяет в оскале зубы, будто у него во рту их три ряда. – Ну уж нет, горный великан [10]…
“взаправду”, как выражается народ в Теневом квартале [11]… Да! Горный великан взаправду лучше посидит у себя дома! Вот на кой, я спрашиваю, на кой хрен нужно было менять герб? Старый[12]куда больше подходит этому отребью, которое я вижу каждый день: бык там больше похож на паршивую овцу, гриф – на ощипанного петуха, дракон – на пса-астматика с удушьем, а горный великан – на жеманного актеришку, забывшего свою реплику.
11
Беспорядочная застройка в восточной части Рейкьявика, где проживали малоимущие горожане и приезжие, в основном работавшие на рыбном промысле.
12
Речь идет о гербе Королевства Исландия (датско-исландская уния), утвержденном в 1919 году, где изображены те же четыре хранителя Исландии (бык, горный великан, гриф и дракон), что и на гербе Республики Исландия, утвержденном в 1944 году. Внешний вид фигур на новом гербе был изменен.