Французы, когда-то игравшіе такую первенствующую роль въ Римѣ — совсѣмъ какъ бы отхлынули отъ вѣчнаго города, кромѣ ревностныхъ католиковъ, духовныхъ и пилигримовъ. Французское вліяніе, такъ сильное еще въ репертуарѣ итальянскихъ театровъ, въ беллетристикѣ, въ модахъ, въ разныхъ articles de Paris — въ жизни международнаго Рима почти что не замѣтно. Даже французскихъ магазиновъ почти нѣтъ въ Римѣ. Едва ли не на весь городъ два-три куафера съ французскимъ именемъ, въ городѣ, гдѣ цирюленъ едва ли не столько же, какъ остерій, и гдѣ еще не такъ давно вывѣски брадобреевъ были выкрашены въ бѣлую и голубую краску, съ лиліями королевскаго дома, такъ какъ патрономъ парикмахеровъ считается св. Людовикъ, король французскій.
Французы-туристы, на улицахъ, въ отеляхъ, кафе, церквахъ, музеяхъ — въ абсолютномъ меньшинствѣ. Буржуазный классъ во Франціи богатъ; но слишкомъ домосѣдъ. Французы вообще — плохіе путешественники. Они слишкомъ преисполнены самодовольства, черезчуръ мало интересуются чѣмъ бы и кѣмъ бы то ни было, что не французы, ихъ языкъ, ихъ литература, ихъ нравы и обычаи. Въ Парижскомъ обществѣ, особенно въ свѣтскихъ франтоватыхъ сферахъ, «tout le monde se pique d’art» [83], каждый желаетъ прослыть за знатока искусства. Казалось бы, всѣмъ этимъ снобамъ диллетантиз-ма былъ бы рай земной въ Римѣ, гдѣ такое раздолье для поклонниковъ творческой красоты. Изъ всѣхъ иностранцевъ французамъ, въ смыслѣ легкихъ сношеній съ туземцами, всего удобнѣе. Во-первыхъ, французскій языкъ ближе къ итальянскому, а, во-вторыхъ, въ теперешнемъ, по-реформенномъ Римѣ по-французски говоритъ всякій образованный итальянецъ, каждый магазинщикъ и рестораторъ, и хозяинъ отеля, и коммиссіонеръ, и даже бывалый извозчикъ.
Въ римскомъ свѣтскомъ Космополисѣ вы встрѣчаете французовъ, больше мужчинъ, чѣмъ дамъ; но они пропадаютъ среди другихъ иностранцевъ. Дипломаты ихъ въ обоихъ посольствахъ: при королѣ и лапѣ — не задаютъ тона. Palazzo Farnese, гдѣ помѣщается посольство при королѣ, долго стояло почти безъ пріемовъ. Совѣтники и секретари — не богатый и не знатный народъ. Они попадаютъ на свои посты по старшинству и конкурсу; а не выбираются, какъ прежде, по родовитости и состоянію. Ко всему этому присоединялись и теперешнія кислыя отношенія къ Италіи и временный поворотъ къ клерикализму руководящихъ сферъ во Франціи. Каждый французъ, за исключеніемъ радикаловъ, кокетничаетъ съ Ватиканомъ и съ кондачка относится къ Италіи, послѣ взятія Рима въ 1870 году. Они находятъ, до сихъ поръ, итальянцевъ возмутительно неблагодарными за оказанное имъ благодѣяніе; а того не хотятъ вспомнить, что французскій гарнизонъ поддерживалъ здѣсь, — долгіе годы, — режимъ, который тогда былъ ненавистенъ и римлянамъ.
У Франціи есть въ Римѣ два крупныхъ и почтенныхъ учрежденія, какъ всегда, государственныхъ, одно уже очень старое, другое новѣйшее: Académie de France, въ виллѣ Медичи, и Ecole de Rome, которое помѣщается въ домѣ посольства.
Вилла Медичи — одинъ изъ самыхъ характерныхъ памятниковъ Ренессанса. Ея фасадъ красивѣе и художественнѣе, нежели со стороны проѣзда, туда, къ парку виллы Боргезе, гдѣ чудесный видъ на римскія окрестности. Когда-то въ ней жили представители флорентинскихъ владыкъ. Французская академія перешла сюда уже черезъ сто лѣтъ послѣ своего основанія, въ 1666 году, изъ палаццо на Корсо. Ып у одного изъ европейскихъ государствъ въ Римѣ нѣтъ такого стараго и повитаго славой художественнаго учрежденія, какъ у Франціи. Цѣлый рядъ поколѣній артистовъ — скульпторовъ, живописцевъ, архитекторовъ, медальеровъ, граверовъ и музыкантовъ — вышелъ изъ «Ecole de Rome», послѣ того, какъ Николай Пуссенъ, въ первой трети XVII вѣка, прославилъ французское искусство въ тогдашнемъ Римѣ, вмѣстѣ съ пейзажистомъ Желе, прозваннымъ Клодомъ Лотарингцемъ — Claude Lorrain. Директорами академіи перебывали нѣсколько знаменитыхъ художниковъ, въ томъ числѣ Жиберъ, Верне и Энгръ. Самое блестящее и веселое время пріемныхъ салоновъ французской академіи связано съ памятью о директорствѣ Ж. Верне, при Людовикѣ-Филиппѣ, въ началѣ тридцатыхъ годовъ. Тогда все, что въ Римѣ было даровитаго, изящнаго и знатнаго, — въ старомъ дворянствѣ и въ иностранной колоніи, — посѣщало четверги виллы Медичи, гдѣ встрѣчались такіе даровитые люди, какъ Берліозъ, Мендельсонъ, Торвальдсенъ, Стендаль, Адамъ Мицкевичъ. При Энгрѣ, съ его тяжелымъ характеромъ, оживленіе и блескъ этихъ вечеровъ пропали, но онъ, — восторженный поклонникъ античной эпохи и Возрожденія, преданный своему искусству до фанатизма, — руководилъ пансіонерами академіи съ большимъ авторитетомъ и рвеніемъ.