Авторъ «Свѣточей христіанства» и «Дирцеи», былъ единственный художникъ, получившій свое образованіе въ Россіи, въ нашей академіи, у котораго въ Римѣ была своя вилла, роскошная мастерская, большая извѣстность. Но русскій кружокъ держался отъ него какъ бы въ сторонѣ. По крайней мѣрѣ, я не помню, чтобы когда-нибудь видалъ его въ той компаніи, которая собирается почти каждый день по вечерамъ, въ одной кондитерской, на Корсо. Точно такъ же и другой полякъ, воспитанный нашей же академіей, каждый годъ выставляющій свои вещи въ Петербургѣ, держится особо. На нихъ обоихъ Римъ отлинялъ всего больше тѣмъ, что они сдѣлали себѣ спеціальность изъ древне-римскаго жанра: одинъ для картішъ интимной жизни среднихъ и небольшихъ размѣровъ, другой для огромныхъ полотенъ. Къ этой спеціальности (она можетъ быть и выгодна для артиста, въ смыслѣ постояннаго успѣха) почти фатально приходятъ тѣ, кто заживается здѣсь. Тутъ «высокое» искусство — не причемъ. Кто проникается божественными мраморами античной пластики, кто уходитъ въ изученіе старыхъ итальянскихъ мастеровъ до и послѣ Возрожденія, тотъ врядъ ли будетъ сидѣть на однихъ, хотя бы и очень мастерскихъ, композиціяхъ изъ римской древней жизни.
Культомъ Рафаэля, Микель-Анджело, мраморовъ Ватикана не отличаются нѣкоторые изъ тѣхъ русскихъ, кто проживаетъ въ Римѣ потому, что имъ тамъ удобнѣе жить. Почему-нибудь да повторяется здѣсь прибаутка, чисто русскаго происхожденія, одного изъ такихъ старожиловъ Рима:
— Есть, говорятъ, какой-то Рафаэль? Не знаю. Не видалъ! И въ Ватиканъ не намѣренъ лазить.
Если это и выдумка — то характерная. Она можетъ утѣшить тѣхъ ревнителей русской школы живописи, которые боятся, до сихъ поръ, тлетворнаго вліянія антиковъ и образцовыхъ твореній итальянскихъ мастеровъ.
Нашихъ художниковъ не привлекаетъ нисколько итальянское общество, но въ нѣкоторыхъ русскихъ гостиныхъ они могли бы бывать, а ихъ почти нигдѣ не видишь. Съ посольскимъ міромъ они, кажется, совсѣмъ не знаются. Въ тѣхъ домахъ, какіе здѣсь принимаютъ у себя, зимой, тоже не бываютъ, вѣроятно, потому, что туда, вечеромъ, надо иначе одѣваться, а фракъ внушаетъ имъ священный ужасъ. Нельзя сказать, чтобы въ русской колоніи никто не интересовался ими. Но у насъ между трудовымъ людомъ, включая сюда писателей, ученыхъ, художниковъ, и такъ называемымъ «мондомъ», всегда лежитъ демаркаціонная линія. Тѣ, кто «изъ общества» — и у себя дома, и за границей — составляютъ своего рода «масонство», съ барскими повадками, съ придворно-чиновничьимъ или придворно-военнымъ тономъ. Есть однако въ Римѣ три-четыре дома или совсѣмъ русскихъ, или полурусскихъ, гдѣ наша интеллигенція могла бы сходиться и знакомиться съ другими иностранцами и римскимъ обществомъ. Это, во-первыхъ, семейство того профессора, который женатъ на русской; у нихъ каждую недѣлю пріемъ передъ обѣдомъ, и русскій, не фыркающій на «итальяшекъ», могъ бы завязывать тамъ сношенія съ очень развитыми людьми разныхъ націй. Другой домъ — давно уже очень извѣстный въ Римѣ и какъ центръ космополиса съ болѣе серьезнымъ оттѣнкомъ, семейство нѣмецкаго археолога, женатаго на русской княжнѣ, музыкантшѣ, благотворительницѣ. Найдутся еще два-три русскихъ дома, гдѣ хозяйки интересуются искусствомъ и живутъ въ Римѣ каждый годъ, водятъ большое знакомство и съ итальянскимъ обществомъ.
Въ чисто свѣтской барской сферѣ русскіе живутъ, какъ вездѣ, гдѣ они проводятъ зимы, какъ въ Ниццѣ или Парижѣ. Тутъ все время поглощено визитами, вечерами, туалетами, и чтобы вести такую жизнь нѣть надобности переѣзжать непремѣнно на берега Тибра. И на Шпрее, и даже на рѣкѣ Казанкѣ есть полная возможность предаваться тому же свѣтскому спорту.
Но Римъ — c’est distingué! [84] Это даже «plus chic» [85], чѣмъ сезонъ въ Парижѣ. Тамъ уже слишкомъ много растакуэровъ, въ салонахъ смѣсь всякаго народа, нѣтъ двора, нѣтъ такого архаическаго оттѣнка въ мѣстной аристократіи, а главное, нѣтъ Ватикана. Дипломатія здѣсь двойная: при двухъ тронахъ и дворахъ; избранный Космополисъ сплоченнѣе. Пріѣзжимъ легче попадать черезъ своихъ посольскихъ въ самый лучшій кругъ.
При мнѣ разъ двѣ русскихъ дамы разсуждали на эту тему. Онѣ считали свѣтскій сезонъ въ Римѣ самымъ привлекательнымъ именно потому, что здѣсь кто «изъ общества», тотъ можетъ быть увѣренъ, что онъ вращается среди сливокъ свѣтскаго Рима.
Подкладка тутъ еще и такая:
Какая-нибудь русская молодая дамочка, богатенькая, но не знатнаго рода, жена офицера или помѣщика, въ Петербургѣ не будетъ имѣть доступъ туда, гдѣ бываютъ только тѣ, кому разрѣшенъ пріѣздъ «за кавалергардовъ», выражаясь на придворномъ жаргонѣ. А въ Римѣ, если она ставитъ на карточкѣ частицу «де» и черезъ посольскихъ войдетъ въ свѣтскій Космополисъ, да вдобавокъ можетъ давать обѣды и вечера, она нроникнетъ всюду, будетъ представлена я ко двору и даже — что потруднѣе — въ старые римскіе дома.