И я думаю, что во всей — не спеціально-научной — литературѣ документъ, съ которымъ надо всего больше считаться, это — та часть перваго тома Voyage en Italie Тэна, гдѣ онъ занимается Ри-иомъ. Приходится сказать тоже, что и про Флоренцію Тэна. Это не ученый трактатъ, не строго-научное изслѣдованіе. Въ немъ вы многаго не найдете. Иное и на взглядъ спеціалиста, и весьма часто — отзывается слишкомъ личными оцѣнками и односторонними приговорами. Никто и не поставитъ этихъ бѣглыхъ «писемъ» къ пріятелю-художнику наравнѣ съ такими авторитетными изслѣдованіями, какъ труды Гастона Буассье, Грегоровіуса, Бурхарда Фойгта и другихъ нѣмцевъ. Но въ тѣхъ монографіяхъ и компендіяхъ вы находите Римъ древности и Возрожденія. Нѣтъ цѣльной панорамы города, какъ она развертывалась слишкомъ тридцать лѣтъ назадъ передъ такимъ наблюдателемъ, какъ французскій высокодаровитый писатель.
Съ 1864 года, когда Танъ прожилъ нѣсколько мѣсяцевъ въ Римѣ, Италія сплотилась въ одно цѣлое. Папскому свѣтскому владычеству давно пришелъ конецъ. Столица папской области превратилась въ метрополію объединеннаго большого государства. Но и теперь, въ 1898 году, по прошествіи тридцати четырехъ лѣтъ, вы найдете у Тэна отвѣты на главные запросы и моменты, какихъ вы не избѣжите въ Римѣ. Измѣнился политическій бытъ, общество не то, нравы подчинились событіямъ, городъ сталъ во многомъ почти неузнаваемъ (кто говоритъ, къ лучшему, кто — къ худшему); но первенствующіе моменты всѣ еще на-лицо; прошлое Рима, памятники античнаго искусства, христіанство первыхъ вѣковъ, средневѣковье, Возрожденіе, искусство во всѣхъ своихъ изобразительныхъ формахъ, Ватиканъ съ его верховнымъ вождемъ двухсотъ пятидесяти милліоновъ католиковъ, борьба неподвижной традиціи и свободомыслія… На все это есть у Тэна отвѣты. И стоитъ вамъ пересмотрѣть то, что до него и послѣ писалось въ литературной формѣ о Римѣ XIX вѣка, начиная съ 20 хъ годовъ, и вы почувствуете до какой степени письма Тэна сильнѣе и оригинальнѣе всего остального — въ предѣлахъ требованій обще-образованнаго человѣка. Не считаться съ ними — нельзя.
Городъ — «urbs», какъ римляне звали Римъ, издревле вызывалъ въ людяхъ мысли краснорѣчія, изреченія оставшіяся монументальными. Горацій любилъ деревню и поля; но такіе настоящіе горожане, какъ Цицеронъ, прославляли «urbs» даже въ дружеской перепискѣ. Уцѣлѣли слова его въ письмѣ къ Руфу:
«Urbem, mi Rufi, cole, in ista luce vive» [2].
И въ самомъ дѣлѣ, вѣчный городъ надо «воздѣлывать», «вживаться» въ него, пользуясь его «свѣтомъ».
Но въ литературномъ сознаніи европейца Римъ сталъ выясняться только съ эпохи Возрожденія. Не перечесть всѣхъ выдающихся иностранцевъ, писавшихъ о Римѣ съ XVI вѣка. Нѣкоторые этапы я все-таки приведу. Каждый вѣкъ по-своему относился къ Риму, если взять, въ видѣ образчика, Францію, какъ страну и общество, всего ближе стоявшее къ центру господствующей религіи. Французъ, вобравшій въ себя протестующій юморъ скептика-язычника, носившаго черную рясу — Раблэ — точно нарочно попадалъ въ Римъ и живалъ въ немъ по-долгу. У него, быть можетъ впервые, вы найдете безцеремонное и безпощадное освѣщеніе всѣхъ тогдашнихъ порядковъ папскаго режима, распущенныхъ нравовъ и злоупотребленій. Но его влекло въ Римъ, какъ ученаго человѣка-гуманиста, но гораздо меньше, какъ археолога, способнаго восхищаться каждою античною рутиной, всякою кучей древняго мусора. Онъ поѣхалъ въ качествѣ домашняго врача при французскомъ послѣ кардиналѣ Жанѣ дю-Беллэ и жилъ въ Римѣ до трехъ разъ.
Его галльскій юморъ подсказалъ ему откровенное высмѣиваніе тѣхъ господъ, которые впадаютъ въ восторги передъ каждымъ обломкомъ. «Je ne scais, — восклицалъ онъ, — que diantu vous trouvez ici tout à louer. J’ay aussi bien contemplé comme vous et ne suys aveugle plus que vous!» [3] Но когда въ одинъ изъ его пріѣздовъ въ Римъ, для торжественнаго въѣзда Карла Пятаго стали ломать памятники для того только, чтобы очистить путь императору, — Раблэ, хоть и довольно равнодушный къ красотѣ древней архитектуры и пластики — возмущается и очень искренно. Вотъ подлинныя его слова:
«C’est pitié de voir des églises, palais, maisons que le Pape faiet démolyr et abattre poul lui dresser et complaner le chemin. Poul lequel chemin dressé et égalé on a.demoly et abatu plus de deux cens maisons et trois ou quatre églises ras-terre, ce que plusieurs interprètent en mauvais présage». [4]
Но еще больше достается отъ него Риму зато, что по его улицамъ кишмя кишитъ черная братія, что цѣлый день звонятъ колокола, и что постели до нельзя скверны, особенно съ тѣхъ поръ, какъ нѣмецкіе ландскнехты «растащили всѣ тюфяки».
3
4