Карлъ помахивалъ бичомъ и, поворачиваясь ко мнѣ, выкрикивалъ все такъ же вкусно:
— Frascati!… Monte Caro! Marino, Albano, Castel-Gondolfo!…
Я еще тогда не былъ въ горахъ, но зналъ, что скоро попаду туда. Сквозь голубую дымку, облекавшую бархатистыя отлогости горъ, прорѣзывались розоватыя пятна каменныхъ домовъ. Одно изъ мѣстечекъ Восса di Papa — залегло во впадинѣ между двумя склонами у подножія самой высокой Голой горы.
Мы обгоняли вьючныхъ осликовъ, крестьянскія одноколки, иногда гуртовщика, похожаго на русскаго мужика, на такой же мохнатой лошади, въ глубокомъ сѣдлѣ, въ зипунѣ изъ чернаго сукна и въ. поярковой высокой шляпѣ, напоминающей «гречуш-никъ» нашихъ нижегородцевъ.
Обгоняли насъ и форестьеры, разумѣется, англичане. Если ужъ что нарушаетъ обаяніе этой дороги, то, конечно, всесвѣтный туристъ, сдѣлавшій изъ Рима постоянную ярмарку обязательнаго осматриванья всего, что значится въ гидахъ.
Даже пара англійскихъ пасторовъ съ необычайно некрасивыми женами не лишила меня ясности духа. Мы гуськомъ доѣхали до гробницы Цециліи Метеллы и дальше до Casale Botondo, древняя гробница, на которой выросла средневѣковая башня.
У Золя въ его романѣ надгробный памятникъ жены молодого Красса, этой ничѣмъ не прославившей себя въ исторіи Цециліи Метеллы, и вся Аппіева дорога выходитъ, какъ вы припомните, очень колоритно; все это написано горячо и съ хорошимъ лирическимъ подъемомъ. Но вѣрна ли нота и тотъ ли именно колоритъ слѣдовало пустить? Придираться я не хочу; но и въ этомъ описаніи, и во множествѣ другихъ, вы, поживя въ Римѣ, находите слишкомъ очевидную подвинченность. Это — и то, и не то. Для того, чтобы дать вамъ предвкусіе, — оно прекрасно. Такой пошибъ письма заохотитъ васъ, что и произошло со мною при первомъ чтеніи романа Воте. При повѣркѣ вы желали бы больше простоты, строгости или мягкости линій, меньшаго натиска обобщеній и выводовъ — «разводовъ», сказалъ бы иной русскій человѣкъ. Это слишкомъ ярко, хотя и одушевлено вѣрнымъ чувствомъ и будитъ въ душѣ читателя много образовъ и колоритныхъ мыслей.
Круглой башнѣ Цециліи Метеллы съ придѣланными къ ней въ варварскую эпоху зубцами по верхней обшивкѣ, особенно посчастливилось и раньше появленія книги французскаго романиста. Возьмите любой пейзажъ, акварель или почтовую карточку съ Via Appia — непремѣнно могила Цециліи Метеллы слѣва, на подъемѣ дороги и немного ближе къ зрителю кусокъ луга съ одинокимъ стогомъ сѣна. Правда, въ этомъ, слишкомъ крупномъ для женщины монументѣ есть что-то сильное, законченное и ясное, чисто-римское… Но сколько же вы — на нѣсколько верстъ слѣва и справа и на старой Аппіевой дорогѣ, и на новой — видите могильныхъ изваяній, колоннъ, капителій, фигуръ, которыя говорятъ вамъ больше, чѣмъ этотъ бастіонъ. Они васъ держатъ въ воздухѣ грандіозныхъ воспоминаній и заново живутъ въ самой своей смерти, въ самомъ своемъ разрушеніи.
И тутъ еще разъ надо помянуть добрымъ словомъ тѣхъ «итальянцевъ», которые и по древнимъ дорогамъ, и вездѣ въ стѣнахъ Рима, и въ его окрестностяхъ такъ благоговѣйно ограждаютъ всѣ останки древности.
Между усыпальницей Цециліи и Casale Rotondo мой Карлъ предложилъ мнѣ закусить въ остеріи, расписанной поблеклыми фресками, въ родѣ какого-то заброшеннаго казино, гдѣ беременная баба съ толстымъ шерстянымъ платкомъ на головѣ, сложеннымъ въ видѣ подушки, угостила насъ мѣстнымъ краснымъ винцомъ и до-нельзя соленымъ овечьимъ сыромъ.
Перебрались мы полевымъ проселкомъ на Via Latina и дальше на новую Аппіеву дорогу, а около часа дня подъѣхали къ остеріи, гдѣ пара англиканскихъ пасторовъ со своими женами уже сидѣли надъ блюдомъ спагетти— римскія макароны въ родѣ крупнаго вермишеля съ соусомъ изъ помидоровъ. Хозяинъ и его старуха жена, съ загорѣлымъ строгимъ профилемъ, накормили меня не плохо и бѣлое винцо изъ Castelli Romani дѣйствовало освѣжительно. Взбирался я потомъ и на холмъ близъ гробницы, откуда добывали капители саркофага Александра Севера. Видъ на всю окрестность считается особенно красивымъ. Арки Клавдіева акведука подступаютъ ближе къ дорогѣ. Солнце все такъ же грѣло и розоватыя пятна «римскихъ замковъ» отчетливѣе сквозили въ нѣжно-голубой, дымковатой дали.
Не вылѣзайте безпрестанно изъ коляски, какъ только попадутся склепъ или обломки. Археологіей вы займитесь въ другое время, если хотите и въ два, и въ три пріема, но не разбрасывайте вашихъ впечатлѣній, сохраните цѣльность картины, смотрите по сторонамъ и вдаль, дышите и предавайтесь думамъ, какихъ ни одна другая дорога не навѣетъ на васъ.
То и дѣло стали попадаться намъ двухколесныя телѣги, очень высокія, окрашенныя въ ярко-голубой цвѣтъ, съ сидѣньемъ, покрытымъ такой же голубой кибиткой изъ холстины. Лошадь вся убрана сѣтками и цвѣтными помпонами. Это — винодѣлы изъ Марино и Альбано или ихъ «батраки» возвращаются изъ города съ бочонками. И непремѣнно такой маринецъ и альбанецъ храпитъ, сидя въ своей кибиткѣ. Мой извозчикъ, подмигивая, укажетъ на него бичомъ и непремѣнно прибавитъ: