Сомнѣваюсь, чтобы кто-либо, кромѣ тѣхъ, кто раньше изучилъ эту громадную поэму въ краскахъ, могъ сразу получить то настроеніе, какое желалъ имѣть, стоя передъ нею. Надо изучать эту фреску по частямъ и много дней, чтобъ оцѣнить и мощь фантазіи, и мастерство пластическаго изображенія массы голыхъ тѣлъ. Воздержитесь отъ эстетическихъ абсолютовъ и тогда вы кончите пониканіемъ того, какой моментъ въ развитіи изобразительнаго искусства представляетъ это чудо творческой силы одного человѣка, законченное въ преклонныхъ лѣтахъ.
То же и съ Рафаэлемъ. Только относительный аршинъ и спасаетъ отъ банальныхъ похвалъ или слишкомъ субъективныхъ протестовъ, особенно если былъ знакомъ, передъ посѣщеніемъ Ватикана, съ величайшими созданіями Санціо по музеямъ Европы» Такой мадонны, какъ Сикстинская, не найдете ни въ Ватиканѣ, ни въ св. Петра; Для этого надо ѣхать въ Дрезденъ. Если послѣ нея, Рафаэли Пинакотеки и другіе его образа, не исключая Мадонны di Foligno и Преображенія, не восхитятъ васъ въ такой же степени, не грѣшно будетъ въ этомъ признаться, какъ не грѣшно и въ ставцахъ Ватикана оцѣнивать больше всего успѣхи изобразительнаго искусства въ расширеніи задачъ, въ благородствѣ замысловъ и стремленій къ прекрасной правдѣ. Какъ извѣстно, далеко не все въ этихъ прославленныхъ фрескахъ — работы самого мастера. И къ его ближайшимъ ученикамъ, Джуліо Романо и Пенни позволительно относиться съ большими оговорками и сожалѣть о томъ, что римская школа не пошла дальше ихъ произведеній и всего, что впослѣдствіи оставили болѣе цѣннаго, вплоть до начала XVII вѣка, Бараваджіо, Караччи, Гвидо-Рени, Доминикино, Сассаферато.
На римской живописи лежала печать тѣхъ давальцевъ, которые заказывали артистамъ писать для церквей, залъ и галлерей, т.-е. папъ, кардиналовъ, римскихъ баръ. Два элемента почти исключительно поглощаютъ содержаніе всѣхъ этихъ полотенъ, картинъ аl fresco и орнаментовъ: церковный обиходъ — запрестольныя и всякія другія иконы, расписываніе на религіозные сюжеты стѣнъ и потолковъ; а затѣмъ — такіе же стѣнные орнаменты на мифологическіе сюжеты, пока гуманизмъ и культъ античнаго міра еще господствовали. Изрѣдка, отрывочно, кисть художника воспроизводила что-либо болѣе реальное, современное — почти исключительно портреты, и, разумѣется, всего чаще папъ, кардиналовъ, знатныхъ и богатыхъ заказчиковъ. Природа точно совсѣмъ не привлекала артистовъ, кромѣ какъ въ видѣ фоновъ для ихъ библейскихъ, евангельскихъ или мифологическихъ композицій.
Кто сталъ искать въ римской природѣ, въ видахъ внутри и внѣ стѣнъ вѣчнаго города мотивовъ своего творчества, да и то уже позднѣе? Два француза — Пуссенъ и Клодъ Лоррэнъ, а еще позднѣе Сальваторъ Роза. И это уже въ періодъ такъ называемаго «упадка». Но во всѣхъ истыхъ художникахъ Ренессанса не переставалъ жить духъ языческой жизненной энергіи. Въ нихъ — ни капли мистицизма и отреченія отъ земли. Микель Анджело, какъ и Рафаэль, только пользовались заказами религіозныхъ сюжетовъ, чтобы проявлять свои идеи и свой культъ прекраснаго тѣла и высшихъ выраженій человѣческой физіономіи. Да и тѣ папы, которые давали имъ заказы, не имѣли также ничего болѣе завѣтнаго на душѣ, какъ желаніе прославиться, поощряя культъ античной красоты. Въ портретахъ изобразитель мадоннъ — чистый реалистъ. Его папы, его Форнарины на-лицо, чтобы въ этомъ убѣждаться сразу.
А когда Рафаэлю можно было совсѣмъ уйти въ свѣтлый міръ античныхъ мифовъ, гдѣ все дышало жизнерадостью и поэтическими образами, онъ превращался въ истаго эллина. Вы это всего больше чувствуете, когда попадете въ Фарнезину, въ ту виллу, гдѣ его кисти принадлежатъ фрески съ приключеніями Галатеи и гдѣ, по его сюжету, Джуліо Романо расписывалъ рядомъ въ открытой (теперь закрытой) галлереѣ исторію «Душеньки», какъ называли Психею наши прадѣды, любившіе эротическую сказку Богдановича.
И позднѣе, артисты второго ранга — и Караччи и Гвидо-Рени — достигали высшаго мастерства, когда они могли быть язычниками, а не иконописцами по заказу, за исключеніемъ, быть можетъ, Доминикино. Побывайте въ палаццо Фарнезе, гдѣ плафонъ расписанъ Караччи, и въ особенности въ казино Роспильози, куда толпы англичанъ ходятъ смотрѣть (также въ зеркало) фреску Авроры — лучшее произведеніе Гвидо-Рени — и вы опять-таки убѣдитесь въ этомъ. Эту фреску не даромъ ставятъ выше всѣхъ его слащаворомантическихъ Марій и Іисусовъ и всѣхъ мадоннъ его сверстника Сассаферато, которыя такъ нравились публикѣ той эпохи, и въ Римѣ, и за границей.