– У нас еще есть полчаса. Как думаешь, кофе окажет такой же укрепляющий эффект, как и барре? – продолжает она.
– На мозги, – уточняет блондинка, и они обе смеются.
Мои губы тоже подергиваются.
– Я Энни, – говорит рыжая, – а это Эль.
– Нова, – я убираю волосы с лица и опускаю телефон.
– Почему бы тебе не присоединиться к нам? – спрашивает Энни. – Самое меньшее, что мы можем сделать, это угостить тебя выпивкой после того, как тебя выгнали с барре.
Это лучше, чем пытаться решить, что делать с тем фактом, что до начала сезона осталось несколько недель, а у Клэя нет контракта и, очевидно, он не разговаривает со своим агентом.
Мы втроем направляемся в соседнее кафе. Вездесущее солнце палит вовсю, и я достаю из сумки солнцезащитные очки и надеваю их на лицо. Это инстинкт после нескольких месяцев, проведенных здесь.
– Здесь самый лучший латте. Я бы продала свой аппендикс за него, – говорит Энни, придерживая дверь, чтобы я вошла первой.
– Это вряд ли можно назвать жертвой. Никому не нужен аппендикс, – возражает Эль.
– Мою печень?
– Она тебе самой нужна.
– Мне нравится это место, – говорю я. – Иногда я здесь рисую.
– Ты художница? – спрашивает Эль, когда мы выстраиваемся у прилавка за другой парой беседующих женщин с маленькими собачками на руках.
Впервые за долгое время кто-то спрашивает меня об этом.
Я достаю телефон и показываю им свою ленту в социальных сетях. Энни прокручивает ее, расширив глаза, а Эль медленно кивает.
– Это потрясающе, – говорит Энни, просматривая посты танцоров, спортсменов, играющих детей. – Ты для этого и занималась барре, чтобы изучать танцоров?
– Энни – танцовщица. Настоящая, – соглашается Эль, и Энни закатывает глаза. – И певица, и актриса, и писательница.
– Эль преувеличивает.
Мы заказываем напитки, Энни достает кредитную карту, прежде чем я успеваю предложить заплатить, как вдруг в моем сознании мелькает ее лицо.
– Ты – Энни Джеймисон.
Она дочь одной из самых больших рок-звезд, которых когда-либо знал мир, и замужем за еще одной рок-звездой. Она также пела национальный гимн на одном из матчей плей-офф в Лос-Анджелесе в этом году.
– Я слышала, что ты была великолепна на Бродвее. Надеюсь, ты когда-нибудь вернешься?
– У меня перерыв в выступлениях, так как моей дочери исполнилось два года. Я почти скучаю по тем дням, когда у меня было восемь выступлений в неделю.
Мы смеемся, пока бариста готовит наши напитки.
– У меня нет детей, но у моей сестры со дня на день должен родиться первый ребенок. Девочка, – волнение захлестывает меня, когда я вспоминаю снимки УЗИ, которые присылала мне Мари. От первой, на которой была изображена крошечная, трудно различимая форма, до последней, которая была настолько отчетливой, что я представляла, как протягиваю руку, чтобы дотронуться до нее, и она обхватывает мой палец крошечным кулачком. – Это трудно, потому что она в Колорадо. Я все еще надеюсь приехать на роды, но у нас тут все запуталось.
Я понятия не имею, где мы будем жить, пока Клэй не определится со своими планами.
– В твоей ленте было много баскетбола. Ты, наверное, фанатка, – говорит Энни.
– Мой парень баскетболист.
– За команду играет?
– За Лос-Анджелес.
Энни понимающе кивает, берет свой напиток и направляется к угловому столику у окна, повернувшись спиной к улице. Может быть, чтобы получить солнечный свет или уединение.
Эти двое напоминают мне моих друзей в Денвере. На них не производят впечатления люди, которые «значимы», либо потому, что они тоже значимы, либо потому, что им просто наплевать на ярлыки и количество подписчиков. Это радует, потому что мне трудно защититься от таких людей.
– Было так здорово, когда они выиграли в этом году, – говорит Энни. – Я немного слежу за ними, и время от времени мы сидим в одной из лож. Кто из них твой парень, если мой вопрос корректен?
– Клэйтон Уэйд.
Они обмениваются взглядами.
– Наверное, было тяжело наблюдать за победой его команды со стороны. Но он все равно чемпион.
– Верно. Хотела бы я знать, где он будет в следующем году, – говорю я.
– У него нет контракта?
Я качаю головой, чувствуя себя глупо.
– Переговоры – это всегда тяжело, – любезно говорит Энни.
Мы переехали сюда ради баскетбола, но Клэй не говорил со мной о своей карьере после чемпионства.
Я потягиваю свой латте – он вкусный – и стараюсь не обращать внимания на беспокойство, которое вот уже несколько недель преобладает в моем желудке.
Энни берет в руки телефон, набирает на нем текст, а затем с размаху нажимает на кнопку.
– Вот. Я одна из твоих миллиардов подписчиков, – она ухмыляется. – Мы с Тайлером устраиваем вечеринку в эти выходные. Тебе стоит прийти. Там меньше упражнений, чем в барре-классе, но я могу пообещать потрясающие напитки. Некоторые из них немного крепче, чем те, что здесь, – она постукивает по стенке своей кружки.
Моя грудь расширяется от надежды. Такое ощущение, что я не могу найти ритм со времен чемпионата. Вообще с тех пор, как мы сюда переехали. Перспектива новых друзей заряжает энергией.
– Спасибо за приглашение. Я поговорю с Клэем.
– Если он не захочет, – Энни откидывает волосы, – ты все равно должна прийти.
КЛЭЙ
– Я уничтожу тебя, – сообщаю я парню, стоящему рядом со мной.
– Невозможно. Ты не сможешь это сделать.
Я выстраиваю линию броска, следя за целью. Сместить вес. Отвести назад. И замах.
Треск.
Мяч для гольфа устремляется к горизонту.
Три моих спутника наблюдают за дугой мяча. Он приземляется в центре фервея.
– Если тебе нужна запасная работа, вот она, – Тони, предприниматель в области программного обеспечения, хлопает меня по бицепсу.
Мы садимся в наш гольф-кар, я – на водительское сиденье, двое других парней – на пассажирские. Наши кэдди присматривают за сумками, пока мы едем к фервею.
Мы заканчиваем играть и говорим о летних каникулах. Похоже, все провели их в Греции или в своих домах у озера.
– А ты? – спрашивает меня один из них.
– Ты шутишь? Он на каждом рекламном щите в городе, – заявляет Тони.
С тех пор как мы выиграли чемпионат, я заключаю как никогда много рекламных сделок.
Иронично, ведь в постсезоне я не набрал ни одного очка. Но восприятие людей важнее правды.