Снова вспомнился свежий еще в памяти спор в Ставке главнокомандующего, между начальниками Генерального и Воздухоплавательного штабов, генералом Алексеевым и адмиралом Ремезовым. Собственно, их спор о том, как правильно использовать только что созданный Четвертый воздухоплавательный флот, возглавить который было доверено Колчаку, и привел двух раздраженных военачальников в Ставку пред светлы очи великого князя Николая Николаевича.
- И все же Генеральный штаб настаивает на том, чтобы Четвертый флот принял участие в летней компании Западного и Юго-Западного фронтов, - горячился Алексеев. - В настоящее время разведка не готова оценить воздухоплавательные силы, которые Германия и Австрия могут использовать для противодействия нашему наступлению. Используемые для бомбометания по нашим позициям дирижабли противника должен кто-то сбивать! - А Воздухоплавательный штаб уверен, что для воздушного прикрытия ваших операций достаточно сил Первого и Третьего флотов, - не преминул ответить Ремезов. - Тогда как положение наших союзников в Атлантике близко к отчаянному. "Цеппелины" кронпринца терроризируют все воздушное пространство над Атлантическим океаном, а у англичан не хватает сил для обеспечения безопасности коммуникаций с доминионами. - Не понимаю, почему это должно быть нашей проблемой?! - Алексеев яростно потянул за кончик уса. - Надо было меньше хапать! - Ну хватит, господа, - великий князь легонько хлопнул ладонью по столешнице, прерывая спор, и встал. - У меня была беседа с государем, - заговорил он, медленно вышагивая возле стола. - Мы не можем позволить, чтобы транспортное сообщение между Островом и доминионами было прервано. Армии союзников нуждаются в грузах и свежих частях из Канады, Индии, Австралийского союза... Государем, по личной просьбе его величества Георга, принято окончательное решение об использовании Четвертого флота для пресечения рейдерских операций кронпринца Рупрехта над всей акваторией Атлантического океана. - Адмирал, - остановился он возле Колчака, и тот поднялся. - Верю, что вам удастся очистить небо Атлантики от германских «цеппелинов», - сказал великий князь, положив руку на плечо Колчаку. - Ваша репутация, Александр Васильевич, идет впереди вас. С Богом!
* * * - Есть контакт, - возбужденно воскликнул мичман Леднев, отрываясь от радиопередатчика. Колчак, обсуждавший с Григорьевым детали операции, развернулся к молодому офицеру. - Господин адмирал, с "Кречета" докладывают о визуальном контакте с противником. По меньшей мере, шесть малых и два средних корабля, - вытянулся он перед адмиралом. - Спасибо, мичман, - кивнул Колчак и обернулся к Григорьеву. - Иван Алексеевич, передавайте по флоту сигнал "к бою".
Мостик "Рюрика" вскипел словами и цифрами докладов, стрекотом радиотелеграфов, разносящих новые приказы по флоту. Совьев нажал на рычаг и где-то над головами глухо завыл ревун боевой тревоги, палуба завибрировала от топота ног десятков людей, спешащих занять боевые посты. "Рюрик" едва заметно дернулся, набирая крейсерскую скорость и ускоряясь с тридцати пяти до пятидесяти узлов.
Адмирал снова занял площадку перед обзорной частью рубки, приник к прохладному каучуку стереотрубы. Корабли флота выстраивались в боевое построение, растягиваясь в горизонтальной и вертикальной плоскостях, образовывая нечто, вроде небесного невода.
Колчак ничем не выказывал то внутреннее напряжение, которое сейчас сжимало все внутри него. Перед лицом своего штаба, офицеров "Рюрика", он должен выглядеть человеком, который знает, что делать и как победить. Они должны забыть, что доселе в этой войне самым крупным воздушным сражением между дирижаблями, закончившемся трагически для русского флота, была схватка эскадры порывистого князя Геловани с хладнокровным расчетливым Арно де ла Перьером.