А тем временем живот у мамы все увеличивался.
Собрание жильцов вечером накануне затянулось. И не из-за большого количества вопросов, требовавших обсуждения, а из-за того, что все болтали, вместо того чтобы говорить по делу. Голосование провели лишь под конец собрания, а уйти, пока оно не закончится, Эльма не могла. Согласовали, кто будет заниматься ремонтом, а это значило, что взносы на общедомовые расходы временно повышались на десять тысяч крон. Вообще-то Эльма хотела проголосовать против этого ремонта, но не посмела, потому что большинство проголосовало за. Очевидно, эти плитки надо было срочно укрепить. А ей не хотелось, чтобы ее жизнь в новом доме начиналась с того, что она противопоставила бы себя другим жильцам. К тому же ее голос все равно составлял абсолютное меньшинство и ни на что не влиял.
После собрания она решила лечь в постель и поспать – это было бы самым разумным. Но она побродила бесцельно из комнаты в комнату и решила лучше заняться покраской гостиной: ведь она с самого переезда так и не прикасалась к банкам с краской. Поэтому заснула она очень поздно – смертельно уставшая и с пятнами краски на руках.
И вот она сидит за своим новым письменным столом в новом кабинете, и глаза у нее слипаются.
Она наклонилась вперед и бездумно уставилась на экран перед собой. Ей вспомнилась эсэмэска, которую она послала Давиду. Она представила себе, как он открывает ее, слегка улыбается и пишет ответ. Но это были лишь мечты: она прекрасно знала, что отвечать он не станет. Она на миг закрыла глаза и ощутила, как ее дыхание участилось и стало более поверхностным. Снова это давящее чувство – как будто стены со всех сторон смыкаются вокруг нее. Она сосредоточилась на дыхании.
– Хм-хм!
Она открыла глаза. Перед ней стоял человек, он протягивал ей руку: «Сайвар». Эльма быстро очнулась и пожала его большую ладонь. Она была на удивление мягкой.
– Я вижу, тебе кабинет выделили, – улыбнулся ей Сайвар. Одет он был в джинсы темного цвета и футболку, из-под которой виднелись волосатые предплечья; от него исходил слабый запах одеколона. Волосы у него были темные, на подбородке густая щетина. Его массивные брови и грубые черты лица заставляли предполагать, что он живет в какой-нибудь пещере вместо дома.
– Да, отличный кабинет. Просто замечательный, – ответила она, убирая с лица светлую прядку.
– Ну как, тебе нравится у нас в глуши? – спросил Сайвар, по-прежнему улыбаясь. Наверное, он и был тем другим сотрудником отдела расследований, о котором упоминал Хёрд. Эльма знала, что он с двадцатилетнего возраста работал в полиции города Акранеса. Но она не помнила, чтобы видела его, когда сама раньше жила здесь – а ведь он от силы на пару лет старше нее. В Акранесе было всего две школы-десятилетки и один техникум. Из-за небольших размеров города все сверстники непременно должны были когда-нибудь встречать друг друга. По крайней мере, так считала Эльма.
– Да, очень. – Она старалась говорить бодрым голосом, но ей самой показалось, что ее ответ прозвучал как-то нелепо. Она надеялась, что кругов у нее под глазами не заметно – но реальность была далека от ее надежд. В ярком свете флюоресцентных ламп малейший симптом усталости был виден как на ладони.
– Я слышал, ты в столице в полиции работала. А почему ты решила вместо этого податься к нам? – спросил Сайвар.
– Я здесь выросла, так что… наверное, я просто по родным соскучилась, – ответила Эльма.
– Да, это самое важное, – согласился Сайвар. – Под старость понимаешь, что как раз родня главнее всего.
– Под старость? – не поняла Эльма. – Ну, не настолько ты старый.
– Наверное, нет, – согласился Сайвар. – Но мне уже за тридцать, лучшие годы еще впереди.
– Надеюсь, – ответила Эльма. Обычно она старалась не думать о возрасте. Она знала, что сама еще молода, но чувствовала, что подозрительно сильно замечает, как быстро летят годы. Часто вопрос о том, сколько ей лет, ставил ее в тупик. Поэтому чаще всего она просто называла свой год рождения. Как будто она была автомобилем такого-то года выпуска.
– И я надеюсь, – ответил Сайвар и ушел.
Вскоре он вновь заглянул в кабинет:
– На выходных к нам поступил вызов: соседи услышали, что из квартиры выше этажом доносятся женские крики и сильный шум. Когда мы прибыли, положение оказалось, мягко говоря, скверным. Там мужчина так сильно избил женщину, что и собственные кулаки разбил в кровь. А пострадавшая, тем не менее, не хотела писать на него заявление в полицию. Но я думаю, что на него все равно заявят. Даже при наличии справки о побоях и других доказательств, лучше, если она сама даст показания. Сейчас она выписалась из больницы, а я собрался поговорить с ней, но решил, что будет лучше, если со мной будет сотрудница женского пола. А если эта сотрудница вдобавок еще и психолог по образованию, то будет еще лучше, – лукаво улыбнулся он.