Набравшись сил, я спускаюсь по лестнице, пока моя решимость не исчезла. Направившись прямо к кабинету отца, я стучу.
— Войдите, — кричит он, и я вхожу. Мама и Энцо тоже там, и я надеюсь, что, может, они мне помогут.
— Каталина, вот сюрприз. — Отец с отвращением оглядывает меня с ног до головы. Он уже знает о случившемся. Меня не было целых два дня, и для семнадцатилетнего подростка, скрывающегося от родителей, это... Они уже знали, чего стоило ждать, когда нашли меня. С того момента отец объявил меня отбросом общества. Не знаю, как до сих пор мне удавалось скрывать беременность, учитывая обстоятельства, но, вероятно, по большему счету мне просто повезло.
— Говори! — требует он, и я не знаю куда деть руки.
— Я... я беременна, — шепчу, опуская голову и не желая встречаться с ним взглядом. Я слышу только стук, прежде чем меня с силой прижимают к стене. Отец держит руку на моем горле, его глаза пылают яростью.
— Ты беременна... — он невесело смеется. — И ты только сейчас заметила? Глупая девчонка.
— Хочу оставить его себе, — говорю я, надеясь, что в моем голосе достаточно силы. Отец толкает меня, и я падаю на колени.
— Она хочет оставить его себе. Ты это слышишь? — Теперь он смеется маниакальным смехом, от которого я вздрагиваю. — После всего, что я для тебя сделал, и вот как ты мне отплатила, девочка? Я мог бы найти мужа, который не обратил бы внимание на то, что ты не девственница, но внебрачный выродок. Теперь ты никому не будешь нужна.
— Пожалуйста... — шепчу я, не зная точно, о чем прошу.
— Вон! Убирайся! Теперь ты бесполезна, можешь с таким же успехом исчезнуть с моих глаз.
— Но папа... — начинаю я в панике. Мне семнадцать, и я беременна. Как мне удастся выжить на улице в одиночку?
— Отец, я думаю, у меня есть решение получше. Оно не запятнает наше имя, — вмешивается Энцо, его взгляд направлен на меня, и глазами он умоляет меня молчать.
— Говори!
— Мы можем отправить ее в Базилику Святого сердца1. Она может родить там и жить с монахинями. Если кто спросит, то мы можем сказать, что у нее были религиозные наклонности, и мы не могли противостоять ее праведному пути. Тогда наше имя не только не пострадает, но и будет прославлено за наш католический дух, — объясняет Энцо, и отец на минуту задумывается.
— Хорошо. Но она никогда не вернется. С этого момента она больше не моя дочь, — заявляет он, и я могу только вздохнуть с облегчением. Я буду в безопасности. Мой ребенок будет в безопасности.
Энцо подходит ко мне, помогая подняться на ноги.
— Спокойно, Лина. Я держу тебя, — шепчет он мне на ухо, и напряжение в плечах внезапно спадает. Я позволяю себе опереться на него, пока Энцо помогает мне выйти из кабинета и дойти до комнаты.
— Тебе лучше начать собирать вещи.
— Спасибо, Энцо. Спасибо тебе! — я бросаюсь в его объятия. — Ты спас не только меня, но и моего ребенка. — он обвил руки вокруг меня.
— Это только начало пути, Лина. Ты приняла решение, которое повлияет на всю твою жизнь, но я не могу сказать, что виню тебя. — мой брат печально качает головой.
— По крайней мере, я буду со своим ребенком... и в безопасности, — добавив, дрожь проходит по моему телу при мысли о человеке с янтарными глазами.
— Я позабочусь об этом, сестренка. Когда я стану доном, то верну тебя домой. Просто... подожди. — он целует меня в лоб и уходит.
Монастырь... Все лучше, чем оставаться в этом логове гадюк. Теперь мне есть кого защищать.
Два месяца спустя
Я не ожидала, что Сакре-Кер окажется таким... священным. Я пыталась общаться с некоторыми монахинями и послушницами, но они были холодны со мной, как будто непорочное зачатие — самый большой грех на земле. После многочисленных осуждений, летящих в мой адрес, я просто перестала пытаться. Монахини выделили мне личное помещение в виде маленькой, пустой одноместной спальни. Места не так уж много, особенно для будущей матери, но они сказали, что мне и так повезло, что у меня нет соседки по комнате. Почему-то я сомневаюсь, что это везение, скорее всего, никто не захотел делить комнату с грешницей.
Я тщательно заправляю постель, прежде чем отправиться на завтрак. Как обычно, все женщины бросают на меня холодные взгляды, поэтому я беру поднос и направляюсь в дальний конец обеденного зала. Еда, которую они подают, не самая лучшая... но думаю, что в данном случае я не могу позволить себе быть привередливой. У меня есть крыша над головой, и я могу оставить своего ребенка. Остальное неважно. В какой-то момент я привыкну к этим стандартам.