Но они осмелились, и я импровизировала на месте, сумев открыть дверь в мавзолей и пробраться внутрь.
С тех пор он стал моим убежищем.
Внутри в центре стоит высокий гроб, а по бокам — несколько предметов. Остальная часть комнаты пустая и достаточно просторная, чтобы я могла здесь побродить. Время от времени мне даже удавалось немного вздремнуть, но зимой спать труднее, так как полы очень холодные.
Я сажусь, опираясь спиной на гроб, и делаю глубокий вдох, заставляя себя не плакать. Не сегодня.
Моргнув два раза, оглядываюсь вокруг, замечая несколько использованных, но незажженных свечей.
Может быть...
Эта мысль побуждает меня к действию, и я собираю несколько свечей, ища, чем их зажечь.
В тот момент, когда я уже готова сдаться, замечаю рядом с гробом небольшой коробок спичек. Взяв его в руки, быстро открываю его и вижу, что в нем осталось несколько спичек.
Да!
Я быстро зажигаю свечи и кладу их перед собой, прижимая колени к груди и наблюдая за танцующим вокруг пламенем.
— С днем рождения меня, — шепчу я, мои глаза становятся все более влажными.
Концом рукава вытираю слезы, говоря себе, что оно того не стоит.
Это происходит каждый год. Почему в этот раз болезненнее, чем во все остальные?
Все остальные девочки празднуют день рождения. Все, кроме меня.
Поскольку монахини говорят, что я — дитя дьявола, они считают, что день моего рождения был не радостным событием, а проклятым. Зачем им праздновать проклятый день?
Так что мне приходится наблюдать со стороны, год за годом, как каждый празднует свой день рождения, когда он в центре внимания. А про меня забывают.
— Почему так больно? — спрашиваю я себя, не в силах ответить на этот вопрос.
Может быть, это потому, что я, наконец, обрела некий вид принятия с Линой и Клаудией. Или потому, что время от времени мой брат, Валентино, не забывает навещать меня. Я даже встречалась со своим другим братом, Марчелло, однажды, много лет назад. Он был добрым, но отстраненным.
Как и все остальные.
Глядя на огонь свечи, я набираюсь смелости и загадываю желание.
Я хочу, чтобы кто-то любил меня больше всего на свете.
Я решила быть эгоисткой и попросить все, чего хочу, зная, что вряд ли мне удастся это получить.
Я хочу быть для кого-то всем... чьей-то причиной существования.
Закрыв глаза и представляя тепло этой любви, от которой моя душа задыхается, я задуваю свечи.
Может, на этот раз все получится.
Я глубоко вздыхаю, зная в глубине души, что все это напрасно. Интересно, сколько времени потребуется, чтобы моя надежда умерла? У меня впереди долгие годы в этом ужасном месте. Достаточно, чтобы вытравить последнюю каплю надежды из моего духа.
Я хотела бы хотя бы понять, почему. Почему моя семья бросила меня? Неужели они тоже думали, что я приношу несчастье? Что я настолько презренна?
Наверно.
Положив голову на колени, я крепко обхватываю себя руками, сворачиваясь в клубок, чтобы сохранить тепло.
Уже поздно, а ночи прохладные, особенно если учесть, что здание полностью мраморное.
Посидев еще немного, я решаю вернуться.
Со скрипом открываю дверь мавзолея и сталкиваюсь лицом к лицу с моим кошмаром — Крессидой.
— Я же говорила, что она здесь, — говорит одна из других девушек с самодовольным выражением лица.
Крессида смотрит на меня со злобой во взгляде, и я инстинктивно делаю шаг назад.
— Она думала, что сможет убежать от нас, — ехидно говорит она, оглядывая меня с ног до головы. Скорее всего, Крессида ищет синяки с прошлого раза.
Я качаю головой и стараюсь отойти как можно на большее расстояние между нами. Я делю шаг назад, пока не упираюсь в холодный металл гроба, цепляясь руками за него для поддержки.
— Пожалуйста. Просто отпусти меня. Сейчас почти комендантский час, — добавляю я тоненьким голосом, надеясь, что угроза наказания матери-настоятельницы за нарушение комендантского часа отпугнет их.
— Ассизи, Ассизи, когда же ты научишься? — она подходит ко мне ближе, кладя руку на мой подбородок, чтобы поднять мою голову вверх и приблизить мои глаза к своим. — Здесь о тебе никто не заботится. Мать-настоятельница, наверное, дала бы мне подарок за то, что я указала тебе твое место. В конце концов, мусору место только в одном месте, —ухмыляется она, нависая ртом над моим ухом, — на помойке.
Она слегка толкает меня в плечо, но мне уже некуда бежать, поэтому я пытаюсь обойти ее.
— Почему ты так со мной поступаешь? Что я тебе сделала? — моя нижняя губа дрожит, когда я представляю все, что они могут сделать со мной — уже предвкушая боль и унижение.