— Я должна сказать, это было не то, чего я ожидала, — отмечает она, когда мы продолжаем идти, — нам даже не пришлось стараться. А я новичок, — добавляет она, почти возмущенная их выступлением.
— Я предполагаю, что кто-то просто играет с нами, — говорю я, прищурив глаза на выходе из туннеля.
И так кажется, потому что, как только мы выходим из старых туннелей, то оказываемся посреди какой-то странной промежуточной камеры, двое мужчин и одна женщина ждут у выхода.
— Что это, голодные игры? — я стону, когда понимаю, что это всего лишь игра. Вероятно, Майлз наблюдает за нами даже сейчас, развлекаясь за наш счет.
— Я получу девушку, ты получишь парней, — Сиси кивает мне, ее боевая стойка на месте, поскольку ее внимание сосредоточено на девушке.
Вооруженная длинной цепью, противница Сиси выглядит не старше восемнадцати лет. Но что сразу бросается в глаза, так это ее взгляд — он пустой.
— Сиси, — зову я, мой голос напряжен. — Пожалуйста, будь осторожен. Она ненормальная.
Я быстро просматриваю своих оппонентов, отмечая те же остекленевшие глаза — бесстрастные.
Мне нужно закончить с ними как можно быстрее, потому что если это часть эксперимента, то, скорее всего, они совсем не обычные.
А у Сиси нет ни единого шанса.
Не сводя глаз с Сиси, я делаю шаг вперед, навстречу своим противникам. Оба держат боевые топоры, и когда они смотрят на меня, на их губах появляется ухмылка.
Ах, вкус войны.
Это то, с чем я хорошо знаком, поскольку мне было трудно приспособиться к реальному миру после того, как я вернулся домой. Каждое взаимодействие, которое у меня было с кем-то, начиналось с мысли об их убийстве, эта жажда крови была настолько глубоко внутри меня, что мне потребовались годы, чтобы научиться подавлять ее.
И я точно знаю, что они чувствуют. На войне, в бою, во вкусе убийства есть волнение. Есть опьяняющий кайф, который приходит только тогда, когда у тебя есть власть над смертью, и больше половины своей жизни я был ее рабом. Этому зверю внутри меня, который никогда не удовлетворится ничем меньшим, чем разрушение — полное уничтожение.
Они движутся вперед, их улыбки становятся шире, и в своих высокомерных умах они уже чувствуют вкус победы.
К несчастью для них, их послали не за тем человеком. Теперь вопрос довольно прост. С оружием или без оружия. Но когда они рвутся вперед, я не могу принять это решение. Они делают это для меня.
Моя губа изгибается вверх, я просто пригибаюсь и уворачиваюсь, избегая каждого удара их топоров, одним глазом все еще глядя на Сиси.
По одному кунаю в каждой руке, она крепко держится за рукоять, парируя удары цепи другой девушки.
Воздух со свистом проносится мимо моего лица, когда лезвие топора скользит в дюйме от моей кожи.
Понимая, что я позволю им легко повеселиться, я решаю закончить игру. Мои руки взлетают вверх, обе обхватывают древко их топоров, как раз в тот момент, когда они замахиваются ими на меня.
О, они сильные.
Но не так сильны, как я.
Одной ногой я толкаю их, позволяя своей руке на мгновение ослабнуть в качестве приманки, прежде чем крепко сжать и вырвать топоры из их рук.
Сила моего толчка отбрасывает их назад, и на мгновение они выглядят дезориентированными, когда понимают, что их оружие исчезло из их рук.
В их реакции есть что-то странное.
Помимо мертвых глаз, с тех пор, как они были там, есть что-то еще, их фокус немного смещен.
И поскольку они продолжают нападать на меня, теперь уже с кулаками, я сразу замечаю, что не так.
Роботы.
Похоже, что их цель — покончить со мной, но без сознательных действий, стоящих за этим.
Черт!
Похоже, Майлз изменил свои планы. Конечно, чтобы они достигли этого возраста в эксперименте, они должны были быть почти такими же сильными, как я. Чтобы они все еще жили...
Я снова пригибаюсь, разводя руки в стороны и набирая обороты, прежде чем позволить им атаковать меня в полную силу, сгибаю колени и падаю на землю как раз в тот момент, когда наношу удар, каждое лезвие топора направляется к их кишкам.
Их стоны боли — единственное, что я слышу, когда топор вонзается в них, открывая их для реки крови и органов, пока я продолжаю вонзать лезвие внутрь, убеждаясь, что повреждения изнурительны и необратимы.
Когда внутри зияет дыра, я просто толкаю их еще раз, ударяя лезвием по задней части позвоночника в том, что я могу назвать только прекрасной мелодией.
Ах, симфония смерти.
Они падают на землю, их стоны боли быстро забываются, когда я обращаю все свое внимание на Сиси.
Она тяжело дышит, но все еще держится рядом с девушкой. Одно неверное движение, и она падает на спину, цепь готова ударить ее.