Грязная одежда, грязные, гноящиеся раны, в воздухе витает запах гниющей плоти.
— Что за черт, — раздается голос Адриана, когда мы останавливаемся у одной клетки, где маленький мальчик сидит на полу лицом вниз, а мухи собрались по всей поверхности его тела. Запах, исходящий от него, подтверждает, что он давно мертв, и его сокамернику, еще одному мальчику его возраста, приходилось все это выдерживать.
Хуже того, когда я присматриваюсь к мальчику, съежившемуся на другом конце камеры, то понимаю, что он не отстает.
В его животе зияет дыра, из которой вытекает желто-зеленый гной, рот в синяках, все его тело почти фиолетовое.
Он видит, что мы останавливаемся рядом с его клеткой, но он не реагирует — он не может реагировать. Только его глаза двигаются и указывают, что он все еще жив.
— Господи, — шепчет Сиси, ее рука сжимается на моей руке, — это еще хуже, чем наверху.
Я ворчу, поджав губы. Почему-то я сомневаюсь, что это будет худшее, что мы здесь увидим.
По правде говоря, изображения становятся только мрачнее, когда мы идем дальше, и, учитывая размер корпуса, нам будет на что посмотреть.
Поднимая палец к своему коммуникатору, я вкратце рассказываю Энцо о том, чего здесь ожидать, и чтобы убедиться, что он оставит несколько врачей из больницы, чтобы позаботиться о тех, кто выживет отсюда. Сообщив мне, что он сделает все возможное, чтобы привести сюда людей, чтобы забрать детей, я прерываю связь.
— Это плохо, — говорю я, съеживаясь от собственных слов.
Но чем больше я смотрю на их полуразрушенные клетки, гниющую плоть и инфицированные раны, тем больше мне кажется, что мой разум что-то мне навязывает. Как своего рода воспоминание, оно есть, но я не могу полностью его понять.
— Ты в порядке? — спрашивает Сиси, ее тон обеспокоенный, когда она смотрит на меня. Моя рука на виске, я зажмуриваю глаза и решительно киваю ей.
— Должно быть, навевают воспоминания, — бормочу я, хотя ничего из того, что я помнил до сих пор, не было таким ужасным.
Конечно, мы с Ваней жили в крошечной, кишащей плесенью комнате, но все было не так уж плохо.
Она медленно кивает, хотя ее глаза говорят мне, что она мне не до конца верит.
— Должно быть, это место, куда их отправляют умирать, — я меняю тему, указывая на другую клетку, в которой находится еще один мертвец.
Но чем дальше мы продвигаемся, тем более отвратительным становится зловоние.
Все подносят рукава к носу, не в силах противостоять испарениям.
Мы примерно на полпути через туннель, и в этот момент все камеры заполнены мертвыми людьми.
— Черт возьми, — ругается Бьянка, отмахиваясь рукой от мух.
Но это не просто мухи.
Крысы, личинки и другие насекомые разбросаны по всему участку, земля кишит ими, когда они охотятся за своей следующей едой.
Даже мне становится противно от того, что я вижу — и я не помню, когда в последний раз испытывал отвращение. Тем более что маленькие жучки ползают по полу и разбегаются всякий раз, когда мы делаем шаг вперед.
Не в силах сдержаться, я хватаю Сиси и заставляю ее забраться мне на спину. Я не хочу, чтобы она даже близко подходила к этому.
— Тебе не следовало приходить, Бьянка, — слышу я, как Марчелло говорит ей, когда она тяжело дышит рядом. — Это не может быть хорошо для твоей беременности, — продолжает он, когда Адриан похлопывает ее по спине, пытаясь помочь ей.
— Я в порядке, — свистит она. — Думаю, что Диане не нравится запах мертвецов, — шутит она, вытирая рот тыльной стороной ладони.
— Я думаю, что никому это не нравится, — добавляю я сухо, когда Адриан тоже берет ее на руки, прижимая к своей груди.
— Это заражение. Не могу в это поверить, — Марчелло качает головой, наступая на нескольких жуков, звук их трескающихся тушек эхом разносится в воздухе.
— Но зачем им держать их здесь? Некоторые из них давно мертвы, — добавляет Адриан, указывая на одну камеру, где тело наполовину съедено различными насекомыми и падальщиками.
— Потому что это наказание, — отвечаю я.
— Наказание? Для кого? Они уже мертвы! — восклицает он.
— Для тех, кто еще жив, — я указываю на несколько камер почище, где нет следов трупов. — Должно быть, это еще один трюк с промыванием мозгов. Представьте себе, что вы провели хотя бы час в этом месте, окруженные смертью и вещами, которые поглощают смерть.
— Черт, — черты лица Бьянки искажаются от отвращения. — Это еще один уровень испорченности.
— Так и есть, — соглашаюсь я. — И это даже не самое худшее, — говорю я и чувствую, как руки Сиси сжимаются вокруг моей шеи.