Он отвечает на мой дерзкий взгляд, и на мгновение его маска спадает, вежливая ухмылка превращается в томный вопросительный взгляд. Его глаза сверкают в солнечном свете, когда он фокусируется на мне, и его лицо немного хмурится.
Я не успеваю задуматься об этом, так как выражение его лица внезапно снова меняется, и приветливая улыбка возвращается на место.
— Полегче, — он держит мою руку в своей, прикосновение обжигает мою кожу. Я тут же отшатываюсь, ясность возвращается в мой разум.
Что за...
Марчелло и Лина идут впереди нас, поэтому я просто тихо поворачиваюсь и следую за ними, потирая пальцами место, к которому он прикоснулся. Может быть, я и не очень много общалась с мужчинами, но не думаю, что это нормально...
Когда мы доходим до церкви, десятки монахинь стоят снаружи, некоторые молятся, некоторые рыдают, и мать-настоятельница, кажется, с трудом успокаивает их страхи.
Верный своему слову, Влад подходит к матери-настоятельнице и перебрасывается с ней парой слов, возвращаясь, чтобы подтвердить, что она допустила их на место преступления.
Неудивительно, что Марчелло пытается заставить нас подождать снаружи, пока они проводят расследование, видимо, желая уберечь наши тонкие чувства. Лина и я, однако, не можем этого сделать, и в конце концов он сдается и разрешает нам присоединиться к ним.
Все это время Влад молча идет позади, просто наблюдая. Но каждый раз, когда его взгляд останавливается на мне, мне кажется, что я нахожусь на ложе из иголок, и все они колют мою кожу.
Когда мы вошли в церковь, труп сестры Элизабет был полностью выставлен за алтарем. Все ее тело было осквернено таким образом, что даже мне было трудно узнать ее. Хотя моей первоначальной реакцией был шок, поскольку первое, что я увидела, было открытое тело, без органов, ее ребра выбирали наружу, но я была очарована этим зрелищем.
Я потратила немного времени на изучение ее тела: она была разложена как на жертвоприношение, все происходящее было интригующим и немного... манящим. Ее убили с жестокостью, но то, как все было устроено, говорило о том, что это был высокоорганизованный человек. Более того, тот факт, что органы были аккуратно разложены на алтарном столе в символической манере, еще больше завораживало. Потому что даже с моим начинающим умом я понимаю, что это не работа простого убийцы.
Даже сейчас, когда мы входим внутрь, меня привлекает весь ансамбль, некая красота, исходящая от смерти.
— Кто мог сделать это...? — Лина задыхается, ее глаза расширены от ужаса, когда она смотрит на тело.
Я стараюсь не показать, насколько захватывающей мне кажется вся эта сцена, но мое тело предает меня, когда мой взгляд фокусируется на открытой туше сестры Элизабет.
— Это очень похоже на то, что случилось с отцом Гуэрра, — отмечаю я, почти не обращая внимания. — Его внутренности также были повреждены. Ну, не так, но очень похоже. — Оба тела были обработаны с одинаковой тщательностью... Это может не показаться так ужасно, насколько выглядит, но каждая деталь была продумана до мелочей.
— Но кто мог это сделать? Мы до сих пор не знаем, кто выкопал отца Гуэрра и поместил его в сад... — вмешивается Лина, качая головой. — И почему? Почему «Х»? — я вижу, как слегка дрожат ее губы, когда она смотрит на лицо сестры Элизабет, на «Х», злобно глядящую на нас.
Влад идет позади нас, и его присутствие подобно густому дыму проникает во всю комнату, ты чувствуешь его каждым своим атомом. Даже сейчас осознание этого неестественно: я чувствую его малейшие движения или то, как его глаза, кажется, буравят мою спину.
Сделав глубокий вдох, я пытаюсь сосредоточиться на теле, но что-то глубоко внутри привлекает мое внимание.
— Подожди... — говорю я, нахмурившись. Мои ноги двигаются сами по себе, пока я не останавливаюсь перед телом, мои глаза блуждают по нему.
— Ассизи, что ты делаешь? — спрашивает Марчелло, почти с отчаянием.
— Мне кажется, я видела, как там что-то блеснуло... — я прервалась, уловив что-то внутри ее тела. Не задумываясь просовываю руку в ее грудную клетку, прищуриваясь, чтобы лучше рассмотреть, как двигаются мои пальцы.
К моему удивлению, тот, кто это сделал, прекрасно справился со своей работой. Органы были гладко извлечены.
— Ассизи, — снова зовет Марчелло, но я не обращаю на него внимание.
Затем я слышу его. С его губ срывается звук, похожий на болезненный стон, и мой взгляд сразу же устремляется за спину. Он смотрит на меня со странным выражением лица, его черные глаза бесстрастны, но излучают странное тепло.
Встряхнувшись, я возвращаю свое внимание к телу, стараясь не обращать внимания на крик возмущения Лины или на то, как Марчелло продолжает звать меня по имени.