Подождите. Может ли это быть тем, чего она желает больше всего?
Что ж, это было не так уж сложно.
Дождавшись, пока она уйдет, я иду в магазин и покупаю плюшевого медведя, уверенный, что это поможет мне добиться ее расположения и наладить сотрудничество.
Пока я с трудом несу огромного медведя к машине, Ваня решает появиться, хмурясь, рассматривает чучело в моих руках.
— Зачем тебе это? — спрашивает она с выражением недоверия на лице.
Я быстро объясняю ей, что пытаюсь произвести впечатление на даму, опустив причину, по которой я пытаюсь это сделать.
— Я не могу поверить, что ты мой брат, — Ваня качает головой, поджав губы и скрестив руки на груди. — Ты думаешь, это то, чего она желает больше всего?
— Да. Она все время любовалась им в магазине, — объясняю я, немного ошеломленный яростью в ее голосе.
Она бросает на меня взгляд, на ее лице выражение недоверия.
— И поскольку она им любовалась, ты думаешь, что это то, чего она хочет больше всего?
— Именно, — отвечаю я, заталкивая плюшевого мишку на заднее сиденье машины.
— Идиот, — бормочет она себе под нос, и я поворачиваюсь к ней в замешательстве. — Ей не нужен медведь, идиот, — продолжает она, — ей нужно то, что этот медведь олицетворяет.
— Что ты имеешь в виду? — теперь моя очередь хмуриться.
— Она никогда не жила за пределами монастыря, верно? Значит, у нее никогда не было нормальной жизни. Она хочет познакомиться с внешним миром, — говорит Ваня и, вздохнув, садится на пассажирское сиденье машины.
Пока я размышляю над ее словами, меня постепенно осеняет, что, возможно, она права. Ассизи была очарована всем, включая эту странную мебель.
Может быть, в словах Вани есть истина.
Я быстро возвращаюсь к дому Марчелло, все время размышляя о том, какой вопрос подняла моя сестра и как лучше поступить в этом случае.
Затем, как и накануне вечером, я просто пробираюсь в комнату Ассизи и жду, когда она вернется. После этого мне нужно будет убедить ее, что я могу подарить ей весь мир, если она вернет мне покой.
Мне не приходится находиться в томительном ожидании, так как дверь в комнату открывается, Ассизи входит и ставит свои сумки на пол. Я не даю ей возможности закричать, или убежать, или и то, и другое. Схватив ее за талию, закрываю ей рот рукой и шепчу на ухо.
— Тише, мы не хотим, чтобы твой брат нашел меня здесь.
Марчелло, вероятно, сначала выстрелит, а только потом решит задавать вопросы. Он определенно не оценит, что я нахожусь в одной комнате с его сестрой, один. Его беспокойство не совсем необоснованно, ведь я — тикающая бомба. И хотя обычно мне удается не подвергать опасности невинных, на этот раз я не могу остаться в стороне.
Ассизи борется в моих руках, ее тело маняще близко к моему, когда она пытается найти возможность ударить меня ногой.
— Не двигайся, — шепчу я, крепче сжимая ее талию. Моя ладонь перемещается на ее живот, и я не могу остановить видение ее обнаженного тела в моем сознании.
Черт! Мне нужно сосредоточиться.
— Если ты пообещаешь не кричать, я отпущу тебя, — говорю я, тут же укоряя себя за риск.
Она медленно качает головой вверх-вниз в знак согласия, и я отпускаю ее.
Ассизи не теряет времени даром и отходит в другой конец комнаты.
— Что, ради Бога, ты делаешь в моей комнате? —спрашивает она, ее глаза смотрят на меня как кинжалы.
— Агх, — простонал я, подняв руку вверх, — не вспоминай о нем! Мы не в хороших отношениях.
Она поднимает на меня бровь.
— Ты же понимаешь, что разговариваешь с послушницей.
— Бывшей. Мне кажется, ты избавилась от своей формы. Она была слишком тесной? — я вызывающе двигаю бровями.
— Не понимаю, о чем ты говоришь, — говорит она, ее глаза вспыхивают, когда ей приходится сделать шаг назад.
— Я тебя пугаю? — прямо спрашиваю я, подходя к ней ближе, заключая ее в клетку. Мой взгляд перемещается по ее груди — ее щедрой груди, поскольку нужно быть слепым, чтобы не заметить эти великолепные бугры, скрытые консервативным платьем. Я отмечаю учащение ее пульса. — Я пугаю, не так ли?
Я бы не стал обвинять ее в том, что Ассизи боится меня. Она не первая и уж точно не последняя. Хотя это усложнит наш разговор.
— Конечно, нет! Но ты находишься в моей комнате без приглашения. Это неприлично.
— Только не говори мне, что боишься за свою добродетель, — говорю я, поглаживая пальцем ее щеку.
Ее глаза расширяются, но она не отстраняется от меня. Более того, она поднимает свой взгляд и встречается с моим, бросая мне прямой вызов.
— Я не боюсь этого! Я могу за себя постоять, — Ассизи скрещивает руки на груди, приподнимая свои роскошные сиськи.
Я громко стону, оторвав взгляд от ее груди. Я — мужчина, а такие сиськи, как у нее, — отличный повод для того, чтобы втянуть мужчину в неприятности, даже монаха.